Первая Мировая война

Первая Мировая война и русские ветераны в эмиграции. Некоторые дополнительные материалы по истории знаменитых сражений Первой Мировой войны по собственным архивам в Париже и Сан-Франциско.

Маршал Жоффр, Первая Мировая война и русская эмиграция

По случаю 4-го «Дня Русского Инвалида» высоко доблестный Главнокомандующий Французской Армией маршал Жоффр передал Зарубежному Союзу Русских Военных Инвалидов, через журналиста С.И. Левина, нижеследующее заявление, имеющее чрезвычайно важное значение не только для Русской Армии, но и для всей России.
«С чувством живейшего одушевления, я пользуюсь каждым случаем, чтобы сказать о доблести русских войск и засвидетельствовать перед ними мою глубокую благодарность за действительную помощь, которую они оказали нашей армии в тяжелые дни, когда Германия бросила почти все свои силы на Запад, чтобы одним ударом раздавить Бельгию, Англию и Францию.
Великий Князь Николай Николаевич**, Главнокомандующий Русский Армией, бросивши в Восточную Пруссию все бывшие в его распоряжении силы, несмотря на то, что они не были вполне готовы и из всех принципов этой войны, — охраняя главнейший -— объединение фронтов, с первого же момента, глубоко проникся задачею войны, и тем приобрел права на вечную признательность Франции.
Никогда не забуду тех жертв, которые Русская Армия при этих обстоятельствах так героически понесла, чтобы принудить неприятеля во что бы то ни стало оттянуть свои силы на Русский Фронт. И если я подчеркиваю именно эти первые воспоминания, то также не могу обойти молчанием полного с нами единения, царившего в тяжелые годы борьбы, вопреки разделявшему наши силы расстоянию. Но, чтобы отвратить гегемонию Германии и отстоять свою независимость, России и Франции пришлось заплатить самой жестокою кровавою данью.
И в настоящее время, тысячи несчастных, тяжко за это пострадавших, и лишенных возможности трудиться, вынуждены рассчитывать лишь на помощь и сочувствие своих менее пострадавших соотечественников. Среди всех искалеченных войною весьма многочисленные русские зарубежные инвалиды — самые несчастные. Им, оторванным от Родины, лишенным регулярной помощи, только остается рассчитывать на поддержку таких же, как они, но не столь обездоленных изгнанников.
Им же братски придти на помощь — есть истинный долг — и для всех союзных наций, с которыми они делили испытание войны, и у которых в настоящее время они находят свое убежище».
Приказ Маршала Жоффр о Высадке Русских Частей* во Франции (20 апреля 1916 г.)
«Наша верная союзница — Россия, Армии которой уже сражаются доблестно против Германии, Австрии и Турции, пожелала дать Франции новый залог своей дружбы, еще более блестящее доказательство преданности общему делу. Русские солдаты, избранные среди храбрейших, под командой наиболее отличившихся офицеров, придут сражаться в наших рядах. Вы примете их, как братьев, вы покажете им, какой горячий прием ждет среди вас тех, кто покинул свою родину, чтобы сражаться рядом с вами. От имени французской армии я говорю: «Добро пожаловать!» офицерам, унтер-офицерам и солдатам русских частей, высадившихся во Франции. Я склоняюсь перед их знаменем, на котором скоро запишутся славные имена общих побед».
Маршал Жоффр о Русской Армии Русским Военным Инвалидам во Франции.

Знаменитые сражения Первой Мировой войны (Восточный фронт)

Восточно-Прусская операция: Карты, схемы, планы и мемуары ветеранов

• Борщов, Жебровский. 25 артиллерийская бригада
• Пономарченко. 159 п. п. и Гумбинненское сражение

Биографии участников Первой Мировой войны по архивам в Париже:

• Шмелев Александр Андреевич, полковник и Георгиевский кавалер

На территории бывшей Восточной Пруссии, ныне Каининградской области, сохраниись кладбища Первой Мировой войны с русскими и немецкими могиами. Имеется нескоько мемориалов в знак примирения. На некоторых местах сражений проводятся ежегодные военно-исторические фестиваи в Память о Великой войне с участием групп реконструкции.

Некоторые фотографии сражений Первой Мировой войны из архивов русской эмиграции в США, Франции, Аргентине, Чили, Бразилии, Венесуэле и других.

Западный фронт Первой Мировой войны

Краткую историю, описание основных сражений и путеводитель по местам сражений мы приводим в отдельном разделе сайта.

Горный фронт Первой Мировой войны

Самый малоизученный и труднодоступный, горный фронт на границе Австрии  и Италии, до сих пор хранит много загадок и опасностей. Существует несколько отличных музеев по обе стороны границы, которые наша команда посещает во время дней Памяти казаков в Лиенце. Хочется отметить, что Горный (Итальянский) фронт имеет также и «Русский след». Многие военно-инженерные объекты строились русскими военнопленными с Восточного фронта. Известны местные кладбища, где сохраниись русские братские могилы. Более подробно информация здесь.

• Австрия и Италия — Горный фронт Первой Мировой

Салоникский Фронт (Македонский)

Имеет самое непосредственное отношение к Франции и России, здесь дрались с врагом солдаты Русского Экспедиционного Корпуса. А заодно присматривали за греческими монахами на Священной горе Афон, чтобы они не принимаи немецкие подводные лодки.

• Русский Экспедиционный Корпус в Салониках и гора Афон

Первая Мировая война в воспоминаниях русской эмиграции

Воспоминания из Первой Мировой войны (Румынский фронт).
„Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России; Ее корабль пошел
ко дну, когда гавань была в виду” (Уинстон Черчиль).
Много еще можно было бы привести отзывов этого крупного политика, совершенно объективно оценившего огромные заслуги нашей Родины с Государем Императором во главе.
Перед наступлением 1917-го года „гавань уже была ввиду”: наша армия была подготовлена и в изобилии снабжена всем необходимым для последнего удара, который должен был окончательно решить судьбу войны нашей полной победой.. но вот этого-то и боялись наши предатели — вожаки революционных масс и уже в самом начале 1917-го года они сделали свое подлое дело, не только при помощи наших противников, но и нашего союзника — Англии, с Ллойд Джорджем во главе. Англии было выгодно выбить из строя Россию, т.к. после победы, по договору между союзниками — Россия должна была получить Дарданеллы.
Нашего Государя сменила кучка опьяненных успехом революции — красных вожаков масс — гробокопателей России „Временное Правительство”! С одной стороны оно, хотя и решило продолжать войну до полной победы, с другой стороны — своей безудержной болтовней, митингами на всех фронтах всяких разъезжающих „депутаций” и своими преступными растлевающими приказами при полной свободе большевистской агитации против войны, совершенно разложили нашу сильную» когда-то армию!
Это общее наше наступление на всех фронтах, Правительство, с „Главноуговаривающим” Керенским во главе, решило осуществить в половине июля. Наша 124-ая дивизия занимала оборону вдоль реки Серет в районе Мовилени и Барбош — в Румынии и к этому времени я был старшим офицером 2-ой батареи 124-ой артиллерийской бригады. Артиллерии всех калибров, от легких до тяжелых, — было сосредоточено столько, что на участке в одну версту по фронту, стояло, уступами в глубину, 105 орудий!!! Причем склады снарядов в тылу были неиссякаемы. Все позиции немецких батарей были нам известны, при помощи нашей авиации, с наблюдателями артиллеристами. В то же время делались фотоснимки, а по всему фронту нашей линии — висели наши „колбасы”*… Каждая немецкая тяжелая батарея была пристреляна тремя нашими тяжелыми батареями, причем пристрелка производилась следующим образом: На позицию нашей тяжелой батареи ставилась одна наша легкая 3-х дюймовая пушка и начиналась пристрелка, корректируемая офицером-артиллеристом с нашего аэроплана, сигнализирующего светящимися, различных цветов, ракетами — „направление” и „вилку”; 4-5 гранат достаточно было, чтобы взять в вилку батарею противника и на этом все кончалось. Данные этой „цели” передавались командиру тяжелой батареи, а наша пушка перевозилась на позицию другой тяжелой батареи, где производилась та же процедура. Таким образом, каждая немецкая батарея, по преимуществу тяжелая, — была пристреляна тремя нашими батареями, которые до нужного момента — начала операции, — вообще ни чем себя не обнаруживали и ждали приказа о начале артиллерийской подготовки. Моей батарее была дана специальная задача — обстрел ядовитыми снарядами нескольких дальних сел, где были резервы и обозы противника, для чего, чтобы выгадать дистанцию, мне было приказано подготовить позицию ночью по другую сторону реки Серет, где у нас в заставе был целый баталион. Ночами я подготовил совершенно открытую, на ровном поле, только прикрываемую высокой травой, позицию, между заставой и рекой, вырыв площадки для орудий и ровики для номеров. Ночью же, накануне боя, переведя через мост в тишине батарею, — я поставил её на новую позицию. В назначенный час началась наша общая артиллерийская подготовка, причем вся тяжесть огня была сосредоточена на первых линиях противника и по его артиллерии.
Моя батарея, будучи совсем на носу у противника, сразу же по открытии огня, была обнаружена и вскоре около моих орудий разорвалось несколько тяжелых бомб… но это продолжалось очень не долго, т.к. подавленный огнем наших батарей, — противник замолчал, а мы, даже не прерывая огня, продолжали свое дело. Вся наша пехота, сидя и стоя на брустверах, любовались величественным зрелищем действия нашей подготовки, а наши летчики, совершенно свободно, на небольшой высоте, летали над противником, делая фотоснимки. Первые линии противника представляли собой сплошные стены огня и дыма от разрывов наших, бомб и гранат; живых мест не было. Артиллерия противника молчала. В первую же ночь к нам перешел и сдался в плен целый батальон болгар со всеми своими офицерами — сказав, что такого ада они не в состоянии больше переносить (кроме немцев, против нас были и болгары). Не помню, сколько дней велась наша подготовка, но по всему было видно, что успех был полный; но неожиданно вечером я получил приказ снять с темнотой мою батарею и перейти на прежнюю оборонную позицию за реку ввиду того, что наши части правее нас, пройдя вперед на 70 км. и не встретив никакого сопротивления, за митинговали и вообще отказались идти вперед. Стало ясно, что такая же картина была по всему нашему огромному фронту от Балтийского до Черного моря и отравленные и разложенные красной пропагандой наши армии в наступление не пошли.
Вот, во что превратилась, наша, когда-то, сильная Императорская армия, обработанная революционным правительством под вывеской „самая свободная армия”… Позднее нашу дивизию (она была отдельной и придавалась, по мере надобности, для усиления к различмною в 1-ой линии окопов одного из наших полков, был очень хорошим. С него я вел огонь по всем целям противника, сидящего значительно ниже нас через узкую долину, наши же окопы над крутым склоном и на этом участке почти неприступны. Генералу Макензену, находящемуся против нас, очевидно, не нравилось наше доминирующее положение и в один прекрасный день 16-го августа 1917 г. он начал свою подготовку артиллерией. Эта подготовка была значительно слабее нашей июльской и почему-то вся тяжесть огня ложилась позади окопов, отчего страдала наша телефонная связь; я не помню, чтобы хотя один снаряд разорвался в наших окопах!!! К сожалению, этого было достаточно, чтобы наша пехота бросила свои окопы и фронт и бандами, побросав винтовки, ушла вся в глубокий тыл. К ночи наступила полная тишина… не зная обстановки, и не считая нужным покинуть свой пункт, я был уверен что положение так или иначе восстановится и поэтому, послав двух бывших еще со мной телефонистов восстановить поскорее связь с батареей, сам остался ждать в опустевших окопах.
Так прошла ночь; на рассвете я увидел далеко, позади наших окопов цепочку немецкой разведки, силой в 20 человек, которая, заметив меня, открыла беспорядочный огонь. Сняв с пункта нашу двурогую трубу и с винтовкой в руке, я быстро спустился вправо по ходу сообщения, к хуторку с садом. Долго еще стреляли по мне, как по зайцу, когда выскочив уже из сада, перебегал от куста ж кусту — пока не скрылся в лесу. Идя по лесу, все время опасаясь нарваться на немцев, я встретил румынскую пехоту, — а вскоре и наших двух конных разведчиков — посланных на нашу последнюю позицию, чтобы узнать, нельзя ли вывезти с нее, брошенный в спешном отступлении, уже под ружейным огнем, наш зарядный ящик. Разведчики были не меньше обрадованы встречей, чем я, так как, по одним рассказам нашей проходящей пехоты я был убит, а по другим рассказам — был взят в плен. Узнавши от них, где находится, в настоящий момент батарея, я уже с уверенностью продолжил свой путь, а им приказал выполнить задание командира батареи. Выйдя уже в широкую долину реки Сушицы, (совершенно пересохшей), я нашел стоящую в бездействии свою батарею. Радость была шумная и всеобщая т.к. никто уже не надеялся увидеть меня!… В это же время мой командир батареи получил приказ принять дивизион, а мне вступить в командование 2-ой батареей. Вскоре оказалось, что вся наша дивизия бросила окопы и к вечеру нашим батареям пришлось спешно сниматься с позиций под ружейным огнем противника. На передовых наблюдательных пунктах попали в плен раненые капитан Головин (старший офицер 3-ей батареи) и подпоручик Гинц (младший офицер 1-ой батареи). В плен попали также и те 2 моих телефониста, которых я послал восстановить связь с батареей!!
На этом окончилась вся боевая жизнь нашей славной (хотя и третьеочередной) 124-ой пехотной дивизии, когда то крепко державшей в своих руках оборону „Икскюльского предмостного укрепления” в составе 12-ой Армии Генерала Радко Дмитриева. Узнав, что впереди по долине на линии прежней позиции нашей 3-ей батареи, немцев задержала румынская пехота и как та, так и другая сторона заняты укреплением своих новых позиций, в то время как наша бригада (артиллерийская), лишившись своей пехоты, стояла без дела, при полном молчании артиллерии противника, — я решил, зная хорошо эту местность, — помочь румынам и тут же, поставив на позицию свою батарею, — сам отправился со своими телефонистами в цепь румын (всего 2,5 км.).
Румыны очень обрадовались, когда я в контакте с их командиром пристрелял некоторые цели противника и главное моему заградительному огню, когда немцы, вклинившись языком по долине, вперед, старались дальше вбить свой клин. Все эти попытки, в особенности ночью (6 атак), были легко отбиты румынами при интенсивной нашей поддержке заградительным огнем. Вот, какая перемена произошла в румынской пехоте — начала и конца войны — после усиленной обработки ее в тылу французами!!… не коснулось это, как увидит читатель в дальнейшем, только румынской артиллерии.
Через несколько дней нашу бригаду придали к румынской дивизии, которой командовал Генерал Авереску**) и мы получили приказ сменить стоящие на позициях румынские батареи, одна из которых, между прочим, в первый же день пристрелки, не измерив наименьшего прицела, сняла с крыши, впереди стоявшего сарая, своим снарядом, своего же командира, который корректировал стрельбу!!!.. Взяв с собой разведчиков, я приехал на позицию румынской батареи, указанную мне для смены. Я и мои разведчики еле сдерживали смех, видя перед собой румынскую батарею на позиции!! Сошники их пушек были наглухо врезаны в землю с деревянной подкладкой, а сразу же по бокам от хобота были вырыты глубокие ровики для номеров (прислуга при орудиях). Таким образом, каждое орудие имело совсем узенький сектор обстрела, какой позволял только его поворотный механизм. Я выбрал себе другое место поблизости и там поставил свою батарею.
Пристрелку, как обычно, я вел, корректируя, из пехотных окопов в полном контакте с командным офицерским составом — которые мне указывали все, беспокоившие их, цели противника. У командира батальона на руках потом был полный список всех пристрелянных целей, под номерами, и в случае ночной тревоги он по телефону сообщал мне только № цели. Сразу же дежурное орудие, а потом и вся батарея открывала огонь по просимой цели. Сектор обстрела у нас, конечно, был очень большой и наши батареи, могли сделать, на любом участке фронта дивизии, сильную огневую завесу, в случае попытки немцев перейти в наступление. Румыны сразу же, почувствовали разницу между своей и русской артиллерией и у нас сразу же установились самые тесные и дружеские отношения. Всегда, когда я приходил к ним в окопы, каждый из офицеров старался затянуть меня в свою землянку, чтобы угостить стаканом хорошего вина. А из штаба дивизии на мою батарею привезли однажды целый ящик коньяка с приложением огромного количества всевозможных закусок. Так продолжалась боевая жизнь нашей бригады в составе румынских частей со второй половины августа до конца ноября 1917-го года, а вскоре после того, как большевики подписали похабный мир с Германией, нашу бригаду сняли и отвели в тыл. Позже нам приказано было идти походным порядком в район города Тирасполя для демобилизации. Когда уже вся процедура по демобилизации была закончена и все имущество, начиная с пушек и кончая конским составом, было сдано, а каждый чин батареи уже имел на руках все демобилизационные бумаги с „литерами” бесплатного проезда по всем железным дорогам до места жительства, — я приказал построить всю батарею на площади перед вокзалом, чтобы попрощаться. Обратившись к ним с прощальным словом, поблагодарив их за службу и пожелав им счастливого возвращения на родину, я распустил их и сам ушел к себе домой.
Каково же было мое удивление, когда вскоре после этого, деныцик доложил мне, что во дворе собралась чуть ли не половина батареи, чтобы повидаться со мной еще раз. Встречен я был улыбающимися лицами моих солдат, наполнивших весь двор. Один из старших фейерверкеров обратился ко мне со следующими словами: „Господин Поручик, конечно вы уже попрощались с нами, на площади, но это было официально, а мы пришли к вам, чтобы попрощаться с вами, как с отцом нашим и хотя вы офицер — мы просим вас принять от нас вот эту солдатскую форму”! (начиная от сапог и кончая шинелью). Я был очень тронут всем этим… поблагодарив их за их внимание и подарок, я перецеловался на прощанье с каждым в отдельности. Эта солдатская форма мне очень пригодилась впоследствии, когда я, имея на руках и солдатский документ, пробирался в Добровольческую Армию на Кубань.
Странно, что даже в начале февраля 1918-го года Тирасполь не был еще в руках большевиков и вся демобилизация протекала нормально и приказом „демобилизационной комиссии” я был произведен в штабс-капитаны. На этом я заканчиваю свои воспоминания, которые написал, главным образом, для нашей молодежи, т.к. для моего поколения все это не ново и они сами испытали в той или иной мере в зависимости и от рода оружия.
В. Шеффер (Журнал «Наши Вести» N272 за 1 февраля 1969, США). (*)

Большинство мемориалов Первой Мировой войны находится в Шампани, куда можно добраться, заказав наши авторские экскурсии из Парижа по местам сражений Первой Мировой войны.

Русская эмиграция о шпионаже и немецкой разведке в Первую Мировую.
«Относительно «дела Мясоедова», до сих пор не ясно, за что он казнен (шпионаж или уступка «гучковцам», то есть русским либералам, политическая отдушина). Немецкая разведка (генерал Николаи) свидетельствуют, что ни один офицер Российской Императорской Армии не был немецким шпионом, не то что среди других армий. (Из письма хорунжего Ивана Горяинова из Гамбурга в Париж редактору журнала «Военная Быль» Алексею Герингу от 4 июля 1965 года).
* Русский Экспедиционный Корпус, смотри город Марсель и парад по городу.

** Был похоронен в крипте русской православной церкви (Канны, Лазурный берег).