Гетц Викентий Иванович

19 февраля 1889 года — 22 февраля 1968 г.
Участник Первой Мировой войны и Белого движения, артиллерист (корниловцы), кавалер Ордена Святителя Николая Чудотворца. Был в Галлиполи, в эмиграции в Югославии, в Австрии, в Норвегии и США. В лагере Ди-Пи Келлерберг был начальником лагеря, а в США — заведующим Домом Свободной России. Похоронен на русском кладбище в Ново-Дивеево под Нью-Йорком.
Отзывы на смерть полковника Гетц Викентия Ивановича
Перед свежей могилой соратника. Незваная смерть давно уже сделала Корпусное Объединение своим постоянным данником и, к большой нашей скорби, унесла из его рядов многих достойных сыновей Матери России, которые в свое время вступили в ряды Русского Корпуса для того, чтобы вырвать жизнь Родины из преступных и цепких рук большевиков и вернуть русскому народу возможность быть Русским народом, а не жалким коммунистическим быдлом, рабски работающим на мировую революцию.
Читая в „Корпуснике” имена наших вчерашних боевых товарищей, помещенные в отделе траурных объявлений, написанных скудным казенным языком, которые часто являются последним нашим словом об „ушедшем”, невольно с грустью думаешь о том, что мы здесь несправедливо лишены судьбой возможности отдать каждому нашему умершему сослуживцу заслуженные им воинские почести и воздать ему заслуженную славу. Об этом особенно сожалеешь тогда, когда умирает хорошо знакомый тебе чин Корпуса, с которым приходилось делить радости и горести на пути нашей совместной службы и нашей борьбы с врагами России.
Известие о смерти полковника В.И. Гетц вызвало в моей душе особенно острую боль и заставило вспомнить многое из нашего общего прошлого. Я хорошо помню, что первое, что обратило мое внимание на этого доблестного офицера, был его великолепный голос, большой и красивый, который в хоре солдатских голосов на молитве или на походе всегда выделялся своей звонкостью, чистотой и свежестью. Служа одно время в роте, которой командовал полковник Гетц и которая, по воле начальства, была расположена в одном из глухих углов Югославии, кишевшем коммунистическими партизанами, мы стали с Викентием Ивановичем частыми собеседниками, а позже друзьями. Однако, служба моя в этой роте продолжалась недолго, т.к. я получил новое служебное назначение, из-за которого мы потеряли друг друга до конца войны.
После печальной даты 12-го мая 1945 года, когда английский плен избавил нас от советского, мы встретились в лагере Келлерберг, в этом славном Галлиполи Русского Корпума, котором корпусники смело и высоко держали Русское Национальное Знамя, живя под угрозой выдачи советским заправилам. Здесь ми встретились, как старые друзья и нашу дружбу укрепила обстановка тяжелых лишений лагерной жизни и совместная работа по благоустройству Русского Белого Лагеря.
И когда я прочитал известие о кончине своего бывшего командира и друга, я мысленно стал с поникшей головой у края его могилы и вспомнил весь, мне известный, его героический путь. Первая Мировая Война была началом его служения России, из которой он вышел закаленным в боях и походах офицером. В печальные дни 1917-го года, когда устои нашей государственной жизни разрушали измена, предательство и трусость; когда русские города осквернялись революционными толпами, бродившими по улицам с красными тряпками, которые должны были выражать их политическое настроение, подсказанное им разными ненавистниками государственного строя России; когда солдаты фронта, развращенные жалким Временным Правительством, самовольно оставляли свои части, забыв о данной ими присяге и о близкой победе над врагом, и чинили разбойничьи расправы над своими старшими братьями — офицерами, тогда полковник Гетц нашел свое место среди тех, кому были дороги честь и слава Отечества. Борьба с большевиками в рядах Добровольческой Армии, а позже в Крыму в рядах Русской Армии, под командой незабвенного генерала Врангеля, стала его славным путем — путем истинного сына России. Во Вторую Мировую Войну он, бросив службу и оставив близких, одним из первых стал в ряды русского антикоммунистического движения. В тревожные дни второй половины 1945-го года, когда все мы ждали нашей выдачи, он, как всегда, был спокойным и откровенным противником большевиков и смело смотрел в глаза, грозящей нам, опасности.
Таким был полковник В.И. Гетц. Для нашей национально мыслящей молодежи, которой нужны яркие примеры самоотречения во имя любви и долга, его жизнь может звучать, как красноречивая проповедь любви к России, которой он всегда с радостью отдавал все личное. И, прощаясь с ним навсегда, хочется сказать: Спи, дорогой соратник! Все мы, знавшие тебя, низко склоняем головы перед твоей могилой — могилой русского патриота, осененной твоею любовью к Отечеству, твоей боевой доблестью и яркой верой в возрождение Национальной России. Спи! Память о тебе не угаснет в наших сердцах. Ал. Навроцкий (Журнал «Наши Вести» N263 за 1968 год, США).
Венок на могилу полковника Гетц
Еще один русский богатырь ушел в лучший мир. Это, действительно, был воин своей Родины, в лучшем смысле этого слова, и весть о его кончине глубоко потрясла меня. Он всю жизнь прошел четким шагом, твердо придерживаясь идеалов Русского Офицерства; идеалов, заложенных в его душу в Виленском училище, которое он так ласково описывал совсем недавно. Девиз этого училища — „К высокому и светлому знай верный путь” — для него никогда не был чем-то отвлеченным. Он всю жизнь стремился к его осуществлению в действительности. И осуществлял неоднократно.
Познакомился я с ним в Софии в 1937 или 38 году. Вернее:
— Господин полковник, роты генерала Кутепова унтер-офицер Диаковский является для получения вашего месячного взноса на роту.
—
— — В Софии (Болгария), до 2-ой Мировой войны, существовали военно-училищные курсы при III-м Отделе РОВС. Официально, для болгар, эти курсы назывались „Атлетическим Клубом”, с инициалами „А.К.” Для нас же эти инициалы значили — „Александр Кутепов”. И в 1-й армейский корпус мы были включены, как „Рота Генерала Кутепова”. Рота эта ютилась в подвале Галлиполийского собрания и существовала на пожертвования наших офицеров (многие из них были и преподавателями на курсах), которые умудрялись отрывать от своих, часто очень скудных, заработков какие-то деньги на молодую смену. Пожертвования эти, каждый месяц, собирал какой-нибудь чин роты. В такие сборщики, в свое время, попал и я. Передавая мне список жертвователей с их адресами, командир роты сказал:
5- А когда будете у этих двух — так рапортуйте, как можно лучше. Они оба кавалеры ордена Святителя Николая Чудотворца. Это храбрейшие из храбрых. — Это были полковник Гетц и подполковник Чибирнов. (Последний пал смертью храбрых под Бусовачей, командуя 11-ой ротой 5-го полка Русского Корпуса). Не без волнения постучался я в дверь полковника Гетц. Он вышел на стук и вопросительно на меня посмотрел.
Господин полковник, роты генерала Кутепова… — Лицо его сразу просветлело и он пригласил меня к себе. Так состоялось наше знакомство. Много слыхал я о нем впоследствии и потому понятно, как я был счастлив, когда при переформировании остатков 3-го полка в т. н. Запасный Батальон, я попал к нему в роту. И в дальнейшем, на личном опыте, я получил подтверждение всего того, что о нем говорили. Служить мне пришлось под его начальством в самое тяжелое время (последние месяцы 2-ой мировой войны). Время боев, тяжелого повода и всяких лишений. Время, когда особенно ярко проявляются все качества человека.
За это время я оценил полковника Гетц, как человека и особенно, как командира. Командира, который на каждом шагу, постоянно и неизменно, являл собой величайший пример справедливости, дисциплины, заботы о подчиненных и самоотречения. Он был строг, но строг он был и к самому себе. Очень строг. За все время похода (от Албании до Австрии) он ни разу не сел на лошадь, которая ему полагалась и имелась. Он никогда не принимал никаких подношений, ни от населения, ни от подчиненных. Поголодать нам пришлось не мало. Но солдаты умудрялись доставать съедобное в любой обстановке. И вот, принесут, бывало, что-нибудь поесть командиру роты, а он, видя, что это только для него, — категорически отказывается. А как он, на крутых горных перевалах, своим могучим плечом, наряду с другими, подталкивал тяжело груженные ротные повозки!
Когда мы стали на позиции у реки Бистрица (Приеполье), выяснилось, что бывшие там до нас части, порядком поживились продуктами за счет местного населения. Полковник Гетц немедленно запретил частные фуражировки. Как только выяснилось, что стоять там будем долго, он вызвал к себе сельского старосту и объяснив ему создавшееся положение (от интендантства мы не получали никакого снабжения в течении целого месяца), — велел организовать доставку продуктов из подведомственных ему сел на указанный пункт — раз в неделю. За это он обещал, что никаких самочинных реквизиций не будет. Мы там простояли 50 дней и этот договор ни разу не был нарушен. Продукты, хоть и скудные, мы получали исправно. И когда мы уходили оттуда, староста (его назвали наши „шестипалым кметом», т. к. у него на левой руке, действительно, торчал, выше большого пальца — еще один палец), сказал „Света войска!”
Всего не вспомнишь, ведь! Но все, что делал, было хорошо и часто вызывало восхищение. Но даже в своей предельной строгости, он никогда не был груб. Скромность и деликатность во всем.
Я уверен, что кто-нибудь напишет о его подвигах в качестве командира славной 6-ой Корниловской батареи. Напишет кто-нибудь и о его службе в 1-ю Мировую воину. (Невольно вспоминаю, как отец мой, тогда офицер 34 артиллерийской бригады, с восторгом рассказывал о сибирских частях, которые, прибыв в Варшаву, — прямо из железнодорожных эшелонов, бросились в бой против немцев).
—
Да, ушел в лучший мир человек прекрасных душевных качеств. Таких, как он, не много.
Да упокоит Господь его душеньку!
В. Диаковский.