Альпы, Рив. Замок Оржер и русские

Французские Альпы. Необычные места в окрестностях города Гренобль.

Рив (Rives) — это коммуна во Франции в регионе Рона — Альпы. Департамент коммуны — Изер. Округ коммуны — город Гренобль. Но живут в Риве далеко не коммунисты, а в прошлом веке это был крупный центр Белой эмиграции. В результате Великого Русского исхода из Крыма в ноябре 1920 года Русская армия генерала Врангеля и беженцы прибыли в Константинополь. Армия и беженцы расположились лагерями в Турции, в Галлиполи и на греческом острове Лемнос. Через год произошел второй исход, уже из Турции в Балканские страны, в основном в Болгарию и Сербию. Одно из таких компактных мест проживания русских в Болгарии был город Шумен. Так получилось, что многие из этой русской колонии перебрались со временем во Францию, в город Рив. Местные предоставили для пооживания русских старинный замок. Долгое время замок являлся центром жизни русской эмиграции. Со временем многие эмигранты перебрались в Париж, но память о пребывании русских здесь осталась настолько сильной, что сейчас обсуждается проект создания в этом замке Музея Русской эмиграции.
В редакции нашего Путеводителя имеется некоторая информация относительно жизни русской колонии в прошлом веке в этом горном районе французских Альп. По мере разбора архивов мы будем размещать интересные факты в этом разделе.

Замок Оржер — Château de l’Orgère

«В середине 20-х годов в семью богатого владельца бумажных фабрик, собственника нескольких замков и обширных парков Верде-Клебера, жившего рядом с небольшим городком тысячи в две населения, расположенного в 30-ти километрах от города Гренобль в предгорьях Альп, преподавательницей английского и немецкого языков была приглашена Т.Е.Мельник, урожденная Боткина, дочь лейб-медика последнего нашего Императора — Царя Мученика — Николая Второго, доктора Боткина, оставшегося верным Царской Семье и погибшего вместе с нею в Екатеринбурге. Муж Т.Е. — К.С.Мельник, офицер РОВС, использовал свое знакомство с хозяином фабрик и стал устраивать на работы чинов Армии, переезжавших в это время в поисках заработка из Болгарии и Югославии во Францию. Разъезд на работы и устройство на местах производился группами, создавались русские колонии, полковые объединения. Тысячи бойцов Белой Армии вынуждены были устраиваться на тяжелые работы, подписывая связывающие их контракты во Франции, в Бельгии, в Люксембурге или уплывая за океан в Аргентину, Бразилию, Парагвай, где им особенно тяжело пришлось на земледельческих работах. Вскоре в Риве тоже была основана русская колония. Верде-Клебер охотно принял на свои фабрики до сотни офицеров холостых и семейных. В 1927 / 1929 офицеров пополнила группа окончивших Галлиполийскую и Шуменскую русские гимназии в Болгарии. Молодежь, получив аттестаты об окончании средних учебных заведений, стремилась учиться дальше, но для этого нужны были средства, которых не было. Стипендии получали только те, кто окончил гимназию с золотой или серебрянной медалью. Оставалась единственная возможность, работая, экономя, собрать деньги для поступления в университеты и продолжить образование. Все почти русские получили возможность жить в большом замке вокруг которого был огромный парк с лугом по середине, с теннистыми аллеями, обсаженными с большим вкусом подобранными деревьями, начиная от старых кедров, сосен, развесистых каштанов, корявых платанов и кончая веселыми березками, ивами над прудом с островком, заросшим кустами магнолий и шиповника. Вокруг парка шла высокая стена, местами чугунная изгородь, заросшая плющем, закрывая все поместье от чужих глаз и создавая особое чувство чего-то своего, уютного, далекого от окружающего нас чужого мира.
В замке была столовая и кухня. Холостые и семейные могли получать вкусные и дешевые обеды и ужины. Был зал с большой сценой, расписанный в русском стиле. В зале висели иконы, портреты вождей Белого движения, висели флаги — было светло и нарядно, — все напоминало обстановку военных собраний. Вокруг замка шла терраса, в центре под ней была устроена домашняя церковь с иконами хорошего, старинного письма. Приезжал раз в месяц из Лиона священник (? отец Андрей) — имя его, к сожалению, не помню. Была у нас и библиотека с небольшим, но очень хорошо подобранным количеством книг. С башни замка открывался чудный вид на долину реки Изер. На переднем плане были красно-бурые крыши домов города, виднелся рядом шпиль от костела, дальше шли парки, поля, разбросанные среди них фермы, где то совсем внизу, как блеск ятогана текла река, а за ней шли цепи гор, покрытые вдали уже за Греноблем вечным снегом.
Работали мы в сменах. Работа, вобщем, не была трудной — на машинах, в магазинах-складах по упаковке бумаги, некоторым повезло устроиться в лаборатории, в офисах — получить повышение по работе, чему, конечно очень помогало знание французского языка. Фабрика изготавляла фотографическую бумагу, денежные банкноты, дорогую писчую бумагу — славилась на всю Европу качеством своей продукции и была одной из самых старых фабрик Франции. Верде-Клебер отлично понимал наше положение «рабочих по несчастью», часто выручал и очень снисходительно относился к неумению, к отсутствию рабочей снаровки своих заморских служащих. Мы были благодарны ему за это, ценили его отношение к нам и работали добросовестно — мы были под особым покровительством администрации, особого гнета не чувствовали. Фабрики были недалеко; все, что нам нужно было для жизни было рядом; городок с одной главной улицей, на которой было десяток лавок, почта, базарный скверик, два доктора, пара ресторанчиков — кафе, небольшой отель, гараж, да городское управление с несколькими чиновниками и тремя жандармами. Свободного времени у нас было много. Поначалу, не буду греха таить, тратили мы его без зазрения совести легкомысленно и глупо. Окунулись с головой в жизнь людей, у которых впервые в жизни завелись в карманах свои, собственные деньги. Нам не надо было больше опасаться ока начальства, озираться нет ли поблизости воспитателя, директора, которые сажали нас в карцер или оставляли без отпуска. Многие из нас пустились во все нелегкие. Залезли в долги, прельстившись возможностью заказать себе тоже впервые в жизни штатские костюмы, купить шляпы, фасонистую обувь. Кое-кто успел побывать в большом, блестящем, мировом курорте зимнего спорта, в Гренобле или соседнем, веселом Вуароне. Нам очень не хватало женского общества. Среди двух десятков молодых было только две барышни, премилые девушки, но вскоре одна из нихуехала, а другая вышла замуж. Откопали где то двух полек. Уходили с ними гулять, приглашали в наш чудный парк. Пели романсы, любуясь прудом и плавающими на нем водяными лилиями. Впрочем, пели мы не только в этих случаях — пели при любых обстоятельствах, всегда старались быть вместе, и вносили в жизнь замка много шума и веселья. С местным населением из за нашего французского языка с новгородским акцентом в большинстве случаев, сходились с трудом, и вопрос потери русскости не возникал. Но время шло. Как ни старались мы, окончив работу, выйдя с фабрики, забыть о ней, забыть о работе только ради хлеба насущего, рабочее положение начинало нас угнетать, быт засасывать. Все острее начинали мы чувствовать, что надежды, с которыми мы покидали Болгарию все еще далеко не оправданы. Вместо поступления в университеты, вместо продолжения учения, о котором мечтали, ради которого ехали во Францию, вынуждены мы были подписывать новые контракты на фабрике. Но привычка учиться, читать, искать хоть какую-то пищу для ума оставалась. Многие из нас засели за изучение языка. Другие стали искать возможность разобраться в калейдоскопе политической жизни эмиграции того времени. Многочисленные русские газеты, журналы, книги из Парижа, Берлина, Праги, из Прибалтики в изобилии были доступны нам. В журнале «Часовой» была поднята в то время компания по привлечению молодежи в РОВС (*). Лозунг «Молодежь под знамена!» заставил сильнее забиться наши сердца, особенно сердца тех, кто получил крепкую закалку в Галлиполийской гимназии. Одновременно с призывом в «Часовом» стали появляться все чаще и чаще информация, описание, а то и целые отчеты о героической борьбе «Братства Русской Правды». Как то легче стало дышать. Появилась надежда, смутно, не ясно, но обозначилась какая-то новая возможеность применить свои молодые силы, вырастала новая цель, ради которой стоило жить.
Случилось так, что в конце 1929 года, объезжая группы РОВС, в Рив приехал генерал Кутепов. Колония встретила его очень торжественно. В зале замка был устроен парадный банкет, потом вечером ужин. Присутствовали все русские жители города. Перед ужином генерал Кутепов поделился с присутствующими положением в России, говорил о новых возможностях РОВС, о продолжении борьбы, но борьбы теперь иной, требующей специальной подготовки, в общих словах рассказал о начале деятельности организации, не упоминая этого слова, которую потом стали называть «кутеповской». После доклада, видя в зале много молодежи, генерал попросил нас встать. Его командный голос, короткое приказание, словно подбросило нас с мест. Достаточно было его нескольких слов, чего он ждет от нас, чтобы уже на следующий день мы записались на Военно-училищные курсы, открывавшиеся в то время во многих местах русского зарубежья.

Военно- училищные курсы

С энтузиазмом, молодо, охотно приступили мы к занятиям. Работа на фабрике стала легче. Мы знали, что вечером мы услышим что-о новаое, интересное. Мы верили- нужное, что даст нам опыт и знания для участия в деле Кутепова. В свободные от работы дни, по субботам и воскресеньям, мы полностью забывали рабочие будни. С утра и до вечера мы чувствовали себя юнкерами. Особенно помогла этому чувству юнкерская форма, которую через год сумели мы, несмотря на многие трудности, соорудить. Достали сапоги, пошили гимнастерки, бриджи, умудрились заказать безкозырьки, погоны, раздобыли у офицеров шпоры, кокарды… Потом, летом, решили отремонтировать подвал замка и устроить в нем казарменное помещение. Оставили свои чистые, удобные комнаты на этажах дома и перебрались в подвал с земляным полом и балками вместо потолка над головой, чтобы все время быть вместе. Новое свое жилище украсили лозунгами, портретами вождей Добровольческой Армии, построили стойку для винтовок, плвесили на стену циновку и на нее шашки, эспадроны и маски. Составии расписание дежурств, назначили дневальных, — вообщем, сделали все возможное, чтобы жизнь наша как можно больше была похожа на то, что требует Устав внутренней службы.

  • Военно-училищные курсы, описание

Мы очень любили стрельбу. Стреляли из учебного револьвера и винтовки, и стреляли хорошо, получая скромные призы, которые так трогательно изобретало для нашего поощрения наше начальство. Мы умудрялись заниматься даже топографической съемкой, вернее, производили глазомерную съемку, в окрестностях города. Для камуфляжа надевали пиджаки на военную форму, снимали шпоры и с планшетками и компасами часами бродили по полям и лугам, занося их на карту. Вообще, вся наша деятельность проходила под прикрытием официально зарегистрированного спортивного клуба. Условия же жизни в замке и парк вокруг него, позволяли этому клубу сделать себе даже учебную пушку, проводить перебежки, камуфлирование и полевые маневры в миниатюре.
Вся эта, кажущаяся на первый взгляд, «игра в солдатики», однако, имела очень серьезное значение и отразилась на выработке нашего характера. Она, главное, научила нас служить определенной идее, добровольно исполнять требования и оставаться верными своему долгу, сохраняя веру в лучшее будущее, когда каждый из нас легко сумел отдать свои силы для иного в другое время, при других условиях и других требованиях борьбы, о чем ниже.

  • Граф Андрей Мусин-Пушкин и советский агент, «князь» Щербатов

После первого экзамена на курсы поступил еще один из шуменцев, Жорж Кисилев, человек редкой силы и редкой мягкости характера — он сам называл себя «душой пташки небесной». За ним приехал Новиков, замечательный строевик и танцор, на редкость хороший товарищ. Был так-же присимпатичный юноша латыш, трудное имя и фамилию которого не помню. Экзамены обычно заканчивали устройством танцев. Стало это возможным, когда недостаток барышень пополнился приехавшей из Лиона дочерью пол. Гонорского, нашей общей любимицей, Ирочкой и другими девушками, которые время от времени стали тоже приезжать, прослышавши, видимо, о бравых юнкерах. Устроили пару раз постановки на сцене. Как-то даже с участием балерины, Матюшкиной де-Герке, гостившей в Риве из Ниццы, два юнкера были ее партнерами. Большим событием в нашей юнкерской жизни была свадьба нашего портупей-юнкера, Андрея Мусин-Пушкина, женившегося на Ирине Гонорской. Замок и особенно нашу церковь украсили как могли и в зале устроили пир горой!
Над всей этой жизнью шли будни работы на фабрике. Где-то в мире бушевали события — забастовки, правительство Народного фронта Леона Блюма, но все это мало трогало нас — мы жили далеко от всего этого, мысли наши были о том, далеком — о России.

26-го января, 1930 года, как гром с ясного неба, пришло известие об исчезновении в Париже генерала Кутепова. Тревога росла. Поиски ни к чему не приводили. Все русское зарубежье собирало средства на розыски пропавшего. Всем было совершенно ясно — враги убрали того, кто был им особенно опасен. Мы легко и просто отчисляли свой месячный заработок, залезли в долги. Мы готовы были ехать в Париж, хотели разнести по кирпичам игнатьевский особняк бывшего посла России, советское торгпредство, но разрешения на это не получили, и вынуждены были смирить свой гнев, досаду, боль — должны были вместе со всей эмиграцией перенести еще один удар, и продолжать свое дело. Гибель Кутнпова было для нас горем личного порядка. Мы переживали его, как будто потеряли родного отца, родного человека. После генерала Врангеля, Кутепов был для нас кумиром…
Занятия наши продолжались до 16-го августа 1931-го года, когда состоялось производство юнкеров в портупей-юнкера. К этому дню из Парижа приехал генерал Шатилов. Начальник группы РОВС в Риве, полковник Фролов, и наши курсовые офицеры представили нас гостю, имя которого мы знали по его службе в качестве начальника штаба генерала Врангеля. В его парисутствии были проведены экзамены — сдавали теорию и провели практические занятия. Генерал Шатилов поздравил нас с производством и представлении к первому унтер-офицерскому чину. Радости нашей не было предела! Белые лычки на паогоны были наградой нам за долгие годы усилий, занятий, — мы были готовы продолжать служить, отдать свои силы борьбе за Россию! Борьба эта стала возможна, но приняла она другие формы, в иной обстановке, при других возможностях. По разному включились в нее и окончившие Курсы, выбрав участки фронта от служения Церкви Христовой, через участие в политической деятельности, до работы с молодежью, — каждый по своему характеру, по истине Господней — кому больше дано, с того больше и спросится!
Скаутмастер Р.Г.Жуков**»

* Русский Обще-воинский Союз (смотри — история РОВС от образования до наших дней)
** Р.Г. Жуков. Воспоминания. Машинопись. 1982 г., Мельбурн, Австралия. Набрано и опубликовано М.Блиновым.

(1) На фото — Военно- училищные курсы в Риве 30-е годы..
После поверочного испытания: слева направо:
— полковник Фролов
— подп. Гаврилов
— полковник Гонорский
— капитан Жуков
— полковник Зродловский

Елизавета Мусин-Пушкина любезно уточнила и дополнила фамилии. Таким образом:
— Полковник Н.Н Фролов
— Граф А.В. Мусин Пушкин
— Полковник Г.Ф Гаврилов,
— Князь Б.Г Щербатов
— Полковник Б.Н Гонорский
— ??
— Капитан Г.Жуков
— ??
Сидят:
— В.Реутский,
— В.А Сардаров,
— Р.Г Жуков
— Г.Поляков
— П.Д Платонов

Практическая информация.

Как добраться.