Русский Лемнос, путеводитель

Путеводитель, справочник и виртуальная экскурсия по русским местам. Военная база Франции в Первую Мировую войну. Военные лагеря и госпитали в 1920-21 гг. Добровольцы, казаки, ВСЮР и Русская армия генерала Врангеля.
Еще в 1915 году остров Лемнос, занятый союзниками, использовался в качестве военно-морской базы кораблей для подготовки к Дарданелльской операции. Именно здесь отрабатывались действия будущей высадки в Галлиполи 25-26 апреля 1915 года. Видимо уже в это время на остров высадились русские матросы для отработки действий шлюпочной команды и выгрузки французских десантников. Сохранились фотографии, где русский крейсер «Аскольд» находится на рейде Лемноса. Среди всех воинских и беженских лагерей остров Лемнос стоит особо. Главная причина — это то, что раненые и больные военнослужащие и члены их семей стали сюда прибывать еще в начале 1920 года, задолго до начала Крымской эвакуации в ноябре. Военные неудачи и политические ошибки, особенно по отношению к казачеству, сделанные руководством ВСЮР во главе с генералом А.И. Деникиным привели к отступлению Белых армий и началу первичной эвакуации из Новороссийска раненых и больных военнослужащих. В качестве мест для размещения англичане и французы предложили свои военные базы с уже имеющейся инфраструктурой госпиталей и лазаретов в районе Константинополя, Мраморного моря (Принцевы острова) и остров Лемнос (Греция), расположенный после выхода из Дарданелл (см. карту). По окончании Первой Мировой войны на Лемносе, в районе города Мудрос, имелась база «союзников» и медицинские учреждения.

Остров Лемнос, карта

Остров Лемнос на карте. Дарданеллы и Галлиполи

Если в январе 1920 года эвакуация из Новороссийска носила плановый характер и увозились лишь раненые и больные, то в последующие события произошло то, что очевидцы и историки называют «катастрофой». В феврале наступающая Красная Армия тов. Троцкого подошла к Одессе, а в марте уже и к Новороссийску. В результате этих двух массовых эвакуаций тысячи беженцев оказались на бортах пароходов, следующих в район Константинополя и дальше. Часть из них попала на остров Лемнос. По подсчетам на июнь 1920 года русских военнослужащих и беженцев на Лемносе находилось в лагерях 3500-3550 человек, а к концу сентября 4617. Кто-то из них вернулся в Русскую Армию в Крым, а кто-то нашел на Лемносе свой вечный покой… Сейчас об этих трагических событиях начала 1920 года и первым скончавшимся в результате Новороссийской эвакуации напоминает памятная доска и русские могилы в районе британского кладбища у города Мудрос, восстановленные усилиями Попечительского Совета Новоспасского монастыря.

Русский остров Лемнос, караул дроздовцев

Почетный воинский караул Дроздовского Объединения, 2005 г.

Фото: Почетный воинский караул Дроздовского Объединения (Veterans Association of the General Drozdovsky Division, Inc.) во время открытия памятной доски военнослужащим Вооруженных Сил Юга России, скончавшимся после Новороссийской эвакуации. М. Блинов и С. Васильев, 2005 г.
Основные же трагические события развернулись на острове Лемнос после Крымской эвакуации в ноябре 1920 года. Кубанские казаки генерала Фостикова, не выдержав лавину многократно превосходящих сил красноармейцев товарища Троцкого, оставили Литовский полуостров. Красные, неся колоссальные потери, ворвались в Крым. Главнокомандующий Русской Армией генерал Врангель приказал начать эвакуацию. Части Дроздовской стрелковой дивизии, планомерно отступая и нанося противнику сокрушительные удары, позволили осуществить эвакуацию из Крыма в Константинополь согласно плана, разработанного генералом Врангелем. В отличии от «Новороссийской катастрофы», Русская Армия на 126 судах убыла в Константинополь из Севастополя, Евпатории, Ялты, Феодосии и Керчи (см. Крымская эвакуация), практически без потерь и взяла на борт кораблей всех желающих. Для тех, кто поверил обещаниям большевиков и «честному слову тов. Фрунзе», мученическая смерть со всевозможными издевательствами палачей-чекистов во главе с Землячкой и Белой Куном наступила после так называемой «перерегистрации». (см. «Красный террор и памятные дни в Крыму»). Но и для тех, кто сумел эвакуироваться, наступила тоже нелегкая жизнь. Сразу по прибытию в Константинополь на Лемнос был отправлен Кубанский Корпус и некоторые отдельные части. Донской Корпус обосновался в 40 километрах от Константинополя (см. лагеря Донского Корпуса), но и он спустя 6 месяцев был переправлен на остров Лемнос. В районе Чаталджи Донской корпус жил более чем несладко и обрастал русскими могилами. Репутация же Лемноса была такая, что им пугали Донских казаков. На русских кладбищах на Лемносе похоронено не менее 379 человек, и то, эта цифра может быть еще не окончательной. Среди них примерно 245 казаков (преимущественно Донского и Кубанского корпусов) и свыше 130 человек — армейские военнослужащие (Вооруженных Сил Юга России) и члены их семей. Военнослужащие и члены их семей, бывшие в лагерях на острове Лемнос, имели право на особый нагрудный знак «Лемнос 1920-1921» и также являлись членами Общества Галлиполийцев. Отец Председателя Отдела Общества Галлиполийцев в США есаула Михеева был на Лемносе командиром технического полка (См. полк. Леонид Михеев). На Лемносе и в Чаталдже был и отец Архиепископа Женевского и Западно-Европейского Михаила Донскова.

Атаман Всевеликого Войска Донского За Рубежом профессор Федоров Н.В. и казаки, 1998 год

Атаман Всевеликого Войска Донского За Рубежом профессор Федоров Н.В. и казаки, 1998

Фото. Атаман Всевеликого Войска Донского За Рубежом профессор Федоров Н.В. (в центре). Слева направо: подъесаул Анатолий Рытиков, полковник (казачий) Бутков Владимир Николаевич, подъесаул Сергей Ретивов, есаул Алексей Ретивов, войсковой старшина Лев Попов, подъесаул Ярополк Михеев. На паперти храма Св. Александра Невского, Хауэлл, Нью-Джерси, США. Покров, 1998 г.

История, путеводитель и фотогалерея

Греция, остров Лемнос, карта. Казачьи лагеря и русское кладбище

Карта Лемноса и русские лагеря

Карта схема острова Лемнос. (Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920-1921 гг.» Издание Донской исторической комиссии, 1924 год. Штаб Донского корпуса.) Для наглядности М. Блиновым карта «приподнята» (подкрашена). На ней обозначены:
— город Мудрос (греческий православный собор, военно-морская база Франции, госпиталя…) Здесь же в окрестности Британское кладбище Первой Мировой войны и русские могилы добровольцев. С другой стороны города сейчас расположен аэропорт.
— Мудросский залив, Эгейское море
— лагерь Кубанского казачьего корпуса (красным) — полуостров Калоераки
— лагерь Донского казачьего корпуса (синим) — окрестности города Мудрос
Лейб-казаки, Лейб-атаманцы, терцы и астраханцы, технический полк. Донской хор Сергея Жарова и поэт Николай Туроверов.

Полуостров Калоераки, план- схема

Лемнос. Карта полуострова и русское кладбище

Лемнос. Карта полуострова Калоераки и русское кладбище

Остров Лемнос. Карта полуострова Калоераки. (Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920-1921 гг.» Издание Донской исторической комиссии, 1924 год. Штаб Донского корпуса.) Для наглядности М. Блиновым карта «приподнята» (подкрашена). На ней обозначены: залив Мудросский, лагерь 1 Кубанской казачьей дивизии, лагерь 2 Кубанской дивизии, штаб Кубанского казачьего корпуса, штаб группы, беженский лагерь, госпиталь N 1 и N 2, дороги и узкоколейка (декавилька). Дополнительно на карту нанесено русское кладбище.

История эвакуации и проживания русских на острове Лемнос.
Краткая историческая справка*. Хронология событий.
Во время подготовки к Дарданелльской десантной операции союзников (Великобритания, Австралия, Новая-Зеландия, Франция и даже первые воинские подразделения еще не существующего Израиля**) 25-25 апреля 1915 года остров Лемнос использовался как база для тренировок и стоянки судов, в том числе и русского крейсера «Аскольд». 30 октября 1918 года, в конце 1 мировой войны представителями Великобритании и султанского Правительства Турции на о. Лемнос было подписано «Мудросское перемирие». Согласно данному соглашению предусматривалось открытие черноморских проливов для военных флотов Антанты, право на оккупацию фортов Босфора и Дарданелл, а также капитуляцию турецких войск. Английские и французские войска, будучи союзниками, оказывали всяческую помощь Русской армии, включая предоставление транспорта для эвакуации из Новороссийска частей ВСЮР (Вооруженных Сил Юга России) в начале 1920 г.
В результате данной эвакуации, прежде всего на кораблях “Брауенфелз” (начало 1920 г.) и “Бюргермейстер Шредер” (25 марта 1920 г.) на о. Лемносе появились первые военнослужащие ВСЮР и их семьи, а также гражданские беженцы. Состав первой партии, прибывшей на о. Лемнос был крайне разнообразен и не состоял из одних только казаков, хотя таковые и имелись, преимущественно с территории Всевеликого Войска Донского. Проживали предположительно в районе города Мудрос, где имелись английские и французские войска, может быть в госпиталях для раненых и больных (уточнение требует работы с иностранными архивами) или на кораблях союзников. Большая часть этой первой волны из России вскоре частично переехала в Константинополь (корабль “Панама” — 21 июля 1920 г.) и в Крым (корабль “Херсон” — 16 окт.1920 г ), тогда еще занятый Русской Армией генерала Врангеля. В первую же волну прибывших на Лемнос в 1920 году попали и беженцы/ воинские чины, прибывшие с о. Принкипо на корабле “Катария” (7 июля 1920 г.). Скончавшиеся из данной волны беженцы похоронены на Англо-Французском кладбище, находящемся в 2 км. от г. Мудроса (иногда называемое просто «Британским кладбищем»). В 1921 году количество русских могил на этом кладбище насчитывалось 29 (28 «русских солдат» и 1 женщина). Основываясь на британской памятной табличке, что «… эвакуация из Новороссийска…», скорее всего, все они были именно из этой, «первой партии» эвакуированных, хотя вполне возможно, что сюда могли попасть и некоторые скончавшиеся уже после эвакуации из Крыма казаки Донского лагеря. К сожалению, полностью британским «справкам» доверять нельзя, так как даже на мемориальной табличке они сделали ошибку (см. фотоприложение).
После эвакуации Русской Армии из Крыма в ноябре 1920 г. части распределились следующим образом:
— штаб, 1 Армейский корпус – Константинополь, Галлиполи
— флот – Бизерта (Тунис)
— Кубанские казаки (Кубанская казачья дивизия и беженцы), всего около 16 500 человек – остров Лемнос
— Терско-Астраханская бригада – остров Лемнос
— Донские казаки (Донской корпус и беженцы), всего около 14 630 чел. – район Константинополя: Чаталджа (имение Кабакджа), Чилингир (85 км. от Константинополя), Санджак-Тепе (возле станции Хадем-Кей) и частично о. Лемнос (1-й Донской пластунский полк, 2-й Сводно-казачий полк, Атаманское Военное Училище и Донской запасной полевой госпиталь).
Вторую волну из России на о. Лемнос, таким образом, составили Кубанские, Терские, Астраханские и частично Донские казаки, включая Атаманское Военное Училище, прибывшее чуть позже из-за задержки с карантином. Первое расположение прибывших на Лемнос частей было возле пристани: Кубанский лагерь, беженский лагерь и Донской (первый) лагерь. В воспоминаниях Рытченкова содержатся несколько запутанные сведения относительно расположения пристани, первого и второго лагеря. Скорее всего, пристань и первый лагерь расположены были на полуострове Калоераки, возле города Портьяно (обозначенный на схеме Рытченкова как 2-й лагерь), а второй уже возле Мудроса.
3 января 1921 года прибыл громадный транспорт «Дон» из Константинополя, привезший из Чаталджи 3645 казаков. Еще до прибытия этих казаков, стал оборудоваться 2-й лагерь по другую сторону залива ( ? выходит возле города Мудроса).
Вот как описывает проживание на Лемносе С. Рытченков:
«Скалистый угрюмый остров… Нет деревьев, зелени. И только высокий шпиль такой же скалистой горы св. Ильи как-то грустно, одиноко тянулся к небу. Вдали виднелись белые линии конусообразных палаток – «Марабу», в которых уже были размещены ранее прибывшие части кубанцев.»
Части Донского корпуса теперь расположились все одним лагерем по склонам скалистых гор все в тех же палатках «Марабу». Рядом с лагерем Донского корпуса расположилась в бараке французская комендатура г. Мудроса, комендантом которой был майор Брени, а также лагерь роты французских стрелков, алжирских арабов.
На протяжении всего пребывания русских на Лемносе происходила вербовка французскими властями для отправления в Советскую Россию, Баку, Бразилию и даже во французский легион.
4 декабря 1920 года на Лемнос из Константинополя на французском броненосце прибыл с визитом главнокомандующий Русской Армией генерал Врангель и произвел смотр частей.
14 января 1921 года согласно Приказу N16 Главнокомандующего Русской Армией генерала Врангеля в связи с переводом Донского корпуса на Лемнос, произошли следующие изменения в командовании группы войск:
«…Впредь до прибытия на Лемнос генерал-лейтенанта Абрамов командиру Кубанского корпуса принять под свое начальство все прибывшие донские части. С прибытием генерал Абрамова, последнему объединить командование над Донским и Кубанским корпусами и именоваться Начальником Лемносской группы войск.»
20 января 1921 года на пароходе «Поти» прибыл гость — Войсковой Атаман Богаевский с атаманами Кубанского и Терского казачьих войск.
23 января была обедня в Греческом соборе (вероятно в том же самом, где была делегация из России, см. приложение). На литургии присутствовали атаманы, а также пел хор юнкеров. Присутствующие греки, которые, кроме Лемноса, ничего не видели, не имели даже понятия о красоте русского служения в церкви и пении церковных песен, пришли в восторг. Как пишет Рытченков: «Церковная служба греков «почти» такая же, как наша, русская, но неумение священников служить, гнусавые, азиатские напевы дьячков объясняли нам отрицательное отношение греков к их церковной службе».
При Штабе Донского корпуса издавался «Информационный Бюллетень», получались газеты, правда, редко: «Общее Дело» (издаваемая в Париже), «Руль» (Берлин) и «Вечерняя Пресса» (Константинополь).
6 февраля 1921 года Лемнос посетил на яхте «Лукулл» генерал Врангель, объявивший, что запись в Бразилию им запрещена.
26 марта 1921 года на Лемнос прибыл генерал Абрамов, объявивший, что Французское правительство отреклось от русских, не признало Русскую Армию и генерала Врангеля как ее Главнокомандующего. Началась еще большая агитация и выдавливание французами казаков на Советскую Родину.
31 марта 1921 г. транспорт «Дон» забрал около 2 тысяч донцов, чтобы, пересадив их на «Керасунд», отправить их в Советскую Россию.
17 апреля 1921 года Атаманское военное училище по согласованию с местными оккупационными войсками отправилось на прогулку в местную греческую деревню «Кандопуло», находящуюся в 8 верстах от лагеря.
Перед Пасхой транспорт «Рион» увез около 1500 человек «желающих» в Бразилию из Донского, Кубанского и беженского лагерей.
22 мая/ 9 по старому стилю, в день перенесения мощей Святого Николая, на плацу около залива состоялся парад всем частям Донского корпуса (см. пр. фотоархив). В белых рубахах, в цветных фуражках и с распущенными знаменами было собрано до 5 000 казаков. Этот день был началом переформирования Донских частей в связи с подготовкой к отправке их в дружественные страны, в Сербию и Болгарию, откуда были получены вполне определенные заявления о принятии Русских войск.
2-я Донская дивизия была сведена в один Гундоровский полк, предназначенный к отправке в Болгарию на работы.
23 мая 1921 г. Гундоровский полк покинул лагерь на громадном турецком пароходе «Решид Паша», всего 1200 казаков.
29 мая 1921 г. прибывший пароход «Решид Паша» с конвоем генерала Врангеля, забрал 2700 строевых кубанцев в Сербию.
3 июня на пароходе «Керасунд» (типа «Решид Паша»), был погружен остаток кубанцев и дивизион Лейб-Гвардии Атаманского и Лейб-Гвардии Казачьего полков.
13 июня 1921 г. на транспорте «Решид Паша», прозванного «смертником» уехали казаки, поверившие, что едут в Баку для работ на нефтяных предприятиях и на Каспийском море.
9 июля 1921 записалось и ушло в Грецию 32 юнкера и 19 казаков. Еще 17 юнкеров и 10 казаков уехали на «Решид Паше» в Болгарию.
20 июля 1921 г. прибыл еще раз пароход «Керасунд», чтобы еще забрать казаков на работы в Баку. В этот раз со всего Лемноса набралось желающих только 6 человек.
В лагере продолжалась жизнь – ставились театрализованные представления, работало «кабаре», проводились гимнастические праздники.
27 августа прибыл на рейд транспорт Русского общества «N 410», на который погрузились для отправки в Болгарию (Бургас) Платовский, Назаровский, Калединский и Ермаковские полки со штабом бригады, всего 1185 человек.
28 августа прибыл на рейд транспорт «N 412»
29 августа 1921 г. не стало больше лагеря и после молебна, на котором присутствовал генерал Абрамов, Атаманское и Кубанское училище покинули Лемнос.
По имеющимся сведениям только один казак, женившийся на местной гречанке, остался на острове. Какое то время должны были оставаться на острове и «изменник и негодяй» Чиков, служивший у французов, которому казаки, улучшив момент, дали по физиономии. После убытия русских военнослужащих и прежде всего казаков, а также гражданских беженцев долгое время кладбище на полуострове Калоераки находилось в заброшенном состоянии десятки лет. Удаленность острова и его стратегическое положение в Средиземном море, наличие военных баз, Вторая Мировая война, дожди и неблагоприятные погодные условия, а также другие факторы отрицательно влияли на положение кладбища, которое было почти полностью уничтожено.
Сравнительно недавно, греческий собственник участка, занимаясь земледелием, обнаружил остатки русских надгробий. Могилы в количестве 29 на другом кладбище, Британском, возле города Мудрос, также были уничтожены, но сохранилась табличка о том, что здесь покоятся русские военнослужащие, умершие в 1921 году после эвакуации из Новороссийска. Само кладбище обнесено забором и содержится образцово «союзниками», установлены монументы погибшим в результате Галлиполийской неудачной операции Первой Мировой войны. Точное нахождение лагерей русских было неизвестно ни греческим властям, ни местным историкам, ни представителям Российской общественности. Известно было лишь примерные районы бывших лагерей. Работа по изучению пребывания русских на Лемносе продолжается.

Виртуальная экскурсия по полуострову Калоераки в 1921 году.

Русский Лемнос. Казачьи лагеря и кладбище. Экскурсия

Лемнос. Русские лагеря на Калоераки. Виртуальная экскурсия

Виртуальная экскурсия по Русскому Лемносу.
Панорамный вид на 1921 год полуострова Калоераки — главного места лагерей русских казаков и беженцев на Лемносе. Вид на северо-восток со стороны беженского лагеря (с ограды египетского кладбища?). На переднем плане расположен лагерь беженцев и далее лагерь 2-й казачьей кубанской дивизии. Влево на заднем плане: Штаб Кубанского казачьего корпуса, Госпиталь N 1 и N 2, Штаб французских войск, штаб группы русской группы («Лемносовской») и недалеко русское («казачье») кладбище (не видно). Влево идет дорога в сторону деревни Портьяно, на дальнем плане через залив находится город Мудрос. Справа на заднем плане: пристани для кораблей, где осуществлялась выгрузка/ погрузка людей (смотри фото детальные), лагерь 1-й Кубанской казачьей дивизии. Справа на рейде виден транспорт «Дон», на дальнем плане видны горы — расположение лагерей Донской казачьей дивизии.
Смотри также:
— детальные фотографии вышеуказанных объектов и мест
— современные виды данной местности

Русское кладбище на полуострове Калоераки. План захоронений, могилы*, см. список ниже..

Остров Лемнос, русское кладбище план захоронений

Русское кладбище, план. Лемнос, Калоераки

Русское кладбище, Калоераки, Лемнос

Русское кладбище, Калоераки. Фото на 1920 год.

Главный панорамный фотоснимок русского кладбища на полуострове Калоераки (Лемнос) из коллекции М. Блинова (фрагмент фото). Направление съемки — на север (смотри план кладбища). Качество фотографии позволило прочитать фамилию и имя на передней могиле — «Матохин Иван», что соответствует N 3 согласно плану комиссии. Это позволило четко привязать могилы на фотографии к плану кладбища. Фотография редкая, сделанная меньшим форматом из фотоальбома офицера радиостанции Попандуполо. Вся эта серия датируется 1920 годом. Отсутствие на фото могилы N 1 и 2 подтверждает, что снимок сделан ранее 12 января 1921 года.
Во время дней российско-греческой дружбы в 2005 году данная фотография была увеличена до формата А4 и была подарена участникам из России и Греции.

Фотоархив

Существует несколько главных групп фотографий, сделанных в 1920 и 1921 годах:
— ряд фотографий, имеющихся в распоряжении Донской исторической комиссии и опубликованных в 1924 году в сборнике «Казаки в Чаталодже и на Лемносе в 1920-1921 гг.» Именно с этого сборника публикется большинство фотографий в книгах и журналах про Лемнос. Имеют растр и «официальные» подписи к изображению. Некоторые фотографии из этой серии (оригиналы формата 10х15 см.) имеются в частных коллекциях. Фотографии из коллекции М. Блинова были отсканированы, увеличены до формата А4 и представлены в 2005 году во время дней российско-греческой дружбы на острове Лемнос.
— группа снимков, распространенных в интернете и не имеющая четких данных о владельцах и фотографах. Предположительно фотоснимки сделаны либо комиссией ЗемГорСоюза, либо представителями Американского Красного Креста. Работа по изучению источников этой серии продолжается
— коллекция «нестандартных» фотоснимков, уменьшенного размера и сделанных частным порядком в 1920 году военным инженером (радиостанция), русским офицером греческого происхождения — Попандопуло. Включает неизвестные фотографии с очень важными подписями чернилами. Сейчас эта коллекция принадлежит М. Блинову и частично использовалась также в качестве подарков российским и греческим участникам памятных дней на Лемносе 2005 года (сканированные и увеличенные фотографии до формата А4).
В 2010 году М. Блиновым был составлен каталог известных фотографий с Лемносом периода 1920-1921 гг. с атрибуцией и известными подписями.

Фотогалерея, виртуальная экскурсия по Лемносу 1920-1921 гг.

Путеводитель и вирутальная экскурсия по острову Лемнос.
1. Британское кладбище в 1921 году, недалеко от города Мудрос. Русский участок возле каменного забора. Видны провославные кресты на русских могилах. В кадр случайно попал кубанский казак в черкесске и с кинжалом. Фото из книги «Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920-1921 гг.» (Донская историческая комиссия). В 2005 году здесь была открыта мемориальная доска (смотри современные виды этого места). 2 Фото полуострова Калоераки со стороны селения Портьяно, на северную часть. Картинка из книги «Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920-1921 гг.». Виден залив, палатки и один из госпиталей. На заднем планы видны горы, где расположен лагерь Донского казачьего корпуса. Слева на заднем плане в дымке город Мудрос. Дорога к штабу и русскому кладбищу проходит справа. Возможно, фотограф шел кратчайшим путем по берегу залива в лагерь атаманского военного училища либо просто гулял в окрестностях Портьяно. Оригинал данного снимка авторами путеводителя пока не найден, имеется только копия из книги, которую мы раздали всем участникам памятных дней в 2005 году. 3. Полуостров Калоераки, вид пристаней для причала кораблей. Направление съемки — на восток, вид южной части полуострова. Именно здесь осуществлялась выгрузка и посадка большей части казаков и беженцев. Видна дорога (существует и по сей день) и..редкие одиночные палатки. Либо снимок ранний, когда еще основная масса не прибыла, либо поздний, когда стали уже все разъезжаться. Обычно в этом месте было много палаток (смотри другие фото этого места). Сопоставив другие снимки со временем можно будет точно определить время фотосъемки. Снимок также из книги «Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920-1921 гг.» На дальнем плане виден Мудросский залив и горы — расположение лагеря Донского казачьего корпуса. Смотри также современные виды этого места, сделанные во время экспедиции 2005 года. 4. Замечательный и необычный фотоснимок, являющийся продолжением показанных выше. Необычность его заключается в том, что слева видны строения, не показанные на всех других. Скорее всего это помещения французской армии у основания полуострова. Справа виден лагерь Кубанского казачьего корпуса и пристани. В центре фотографии — штаб Кубанского казачьего корпуса и госпиталь. Фото из коллекции автора, пересьемка и печать старого времени, но как результат — потеря качества и резкости. 5 генерал Абрамов Ф. (см. биографию). 6 Казачье кладбище. Коллекция М. Блинова. 7. Греция. Остров Лемнос, кладбище, могилы. Фото из архива В. Жуменко.
Розалион-Сошальский Олег Георгиевич. Скончался 18 апреля 1920 года. Родители:
Розалион-Сошальский Георгий Александрович (9.10.1895 — 18.9.1939), поручик ВСЮР
Участник Первой Мировой войны (1-й Амурский казачий полк). ВСЮР эвакуирован в марте 1920 с семьей на Лемнос. После смерти сына 16 октября 1920 с женой Елизаветой Дмтриевной вернулся в Крым. Галлиполи. 2-й кавалерийский полк. В эмиграции — в Болгарии, затем в Югославии.

Интересные факты
В 1921 году на острове Лемнос давали свои первые концерты всемирно известные музыкальные коллективы:
— Донской войсковой казачий хор Сергея Жарова
Донской казачий хор Атамана Платова (руководитель Николай Кострюков)

Виртуальная экскурсия по острову Лемнос

Сейчас про этот период напоминает казачье кладбище на полоуострове Калоераки и два музея в Портьяно и Мудросе. В этом разделе путеводителя мы постараемся разместить как можно больше практической информации о памятных местах и местных достопримечательностях, которые стоит посетить паломникам и туристам из России, стран СНГ и Дальнего Зарубежья.

Русский остров Лемнос. город Мудрос

Мудрос и вид на залив

Описание фото. Если обогнуть казачье кладбище на мысе Пунда (Калоераки), то открывается чудесный вид на залив и город Мудрос. Между домами на заднем плане с центре залива виден остров («бараний»). От середины снимка вправо на заднем плане был лагерь Донскогого казачьего корпуса, где были Лейб-атаманцы, Лейб-казаки, Донской казачий хор Сергея Жарова и поэт Николай Туроверов.

Русское кладбище на полуострове Калоераки. Лемнос. (Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920-1921 гг.» Издание Донской исторической комиссии, 1924 год. Штаб Донского корпуса.)

Некрополь, список захороненных

Номер могилы соответствует номеру по списку.
1. Архангельский Алексей Владимирович, ветеренарный врач Русской армии, умер 12 января 1921 года
2. Комлев Валя
3. Матохин Иван*, 49 лет, умер 13 апреля 1920 года (по С.В.: Матохин Иван, р. 1870. В Вооруженных Силах Юга России. Умер 13 апреля 1920 на о. Лемнос, по Л.Р.: Малюгин Иван Иванович)
4. Светозаров Юра, 3,5 л., + 13 апреля 1920
5. Мачнева Мария Федоровна, 23 г., + 14 мая 1920
6. Сусан Каземир, 10 л., + 9 апреля 1920
7. Персианов Борис, 4 г., 3 апреля =
8. Романова Елена, 66 л., 2 апреля =
9. Шкуренко Андрей Иванович, полковник, 55 л., + 1 апреля =
10. Зимовков, младенец, + 16 мая =
11. Блонская Нина Федоровна, 39 л., + 2 мая =
12. Дановская Анна, 9 л., + 5 июня =
13. Дяшлова Зоя, 16 месяцев, + 2 мая =
14. Шумилина Татьяна, 2 дня, + 6 мая =
15. Гринева Тамара, 10 л., + 16 апреля =
16. Литвинский Сергей, 1 год 8 месяцев, + 14 апреля =
17. Зверев Дмитрий, 8 месяц., + 15 апреля =
18. Зверева Екатерина, 12 л., + 14 апр. =
19. Ширипкина Елизавета, 1 года (правильно Ширинкина Елизавета)
20. Цукерман Рахиль, 20 л.
21. Буриков Аве Годин., 38 л.
22. Шумилина Вера Андреевна, 22 г.
23. Анофриев Николай Юрьевич, генерал-майор, 63 г., + 11 март 1920
24. Анофриева Людмила, 7 л., + 14 июня =
25. Рыжкова Нина Алек., 16 л., + 19 июня =
26.
27. Мухортова Таня, дочь полковника гвардии, 3 г. , + 6 апреля =
28. Картацци Ирина, 1 г., + 17 апреля =
29. Львова Нина, 44 г. , + 17 апр. =
30. Деревянкин Тилон, 53 г., + 17 апр. =
31. Трейман, 92 г., 17 апр. =
32. Деменьтьев Сергей, юнкер, Киевское КОнстантиновское пехотное училище, 19 л., + 16 апр. =
33. Круминг Валентина, 32 гю, + 10 апр. =
34. Попов Сергей, полковник
35. Куклинский Болеслав
36. Уланова Цецен, 15 л., + 11 июля =
37. Розалион-Сошанский Олег, + 18 июля =
38. Станьковский Всеволод, 8 л., + 24 апр. =
39. Васпер Антон, 22 г., + 20 апр. =
40. Воронец Георгий, 10 л., + 21 апреля =
41. Васильев Георгий, 1 г., + 13 апр. =
42. Золоторева Екатерина, 6 лет, + 21 апр.=
43. Самбецкий Николай, 44 г., 21 апр. =
44. Плесковский Алексей Александрович, полковник, 60 л., + 6 апр.=
45. Ожогин Михаил, полковник, + 7 июля 1920
46. Ивматов Дмитрий, + 15 июля =
47. Хашимов Андрей, + 21 июля =
48. Маньков Яков, + 28 июля =
49. Генцель Александр, + 4 августа =
50. Волконский Николай, + 1 августа =
Франция, Париж. Архив Союза Донских артиллеристов, папка «Послужные списки» А.
Скончался 9 марта 1963 г. в Лейквуде (США) после несчастного случая (опрокинут автомобилем)

продолжение следует…
* — составлена М.Ю. Блиновым (выписка из архива РОВС и Общества Галлиполийцев 1 отдела)
** — одним из выдающихся лидеров и военачальников был герой русско-японской войны, Георгиевский кавалер Иосиф Трумпельдорф, основатель еврейского легиона и национальный герой Израиля.

Путь кубанского казака с острова Лемнос в Париж.
Лемнос. Греция. «За что боролись?” — вертелась в голове привычная присказка той революции, которая столкнула два русских лагеря в страшной гражданской войне. Столько выстрадать, пройти крайние степени героической, бескорыстной борьбы, вытерпеть все тяготы крестного пути — и только для того, чтобы томиться на каменном острове под грубым окриком и хамским кулаком и ненавистными штыками французских охранников, стерегущих нас, казаков, как разбойников, как пленных… За что такое унижение и позорище? — негодовали и роптали казаки.
К незажившим телесным и душевным ранам все больше и больше прибавляли жестокосердые вершители судеб наших новые терзания, новые боли и душевные пытки. Любой ценой готовы были разрешить надоевший союзникам «русский вопрос», как можно скорее отделаться от гражданских и военных беженцев, эвакуированных из Крыма. Первыми под расторопную руку начальства попались донцы, которых велено было свалить в одну казачью кучу вместе с нами, кубанцами, на острове Лемносе.
На этом острове отчаяния и смерти томились мы, обнесенные, как в концентрационном лагере, колючей проволокой, иссякая надеждами на спасение, как казалось нам, от еще более горькой доли. Нас, безоружных и истерзанных голодом, грубой силой принуждали забыть, что мы — казаки, что мы — рыцари Запорожья, славная воинская сила, и что не своей волей сложили оружие, ничем его не запятнавши. Нас морили холодом, голодом, над нами глумились те, кого мы спасали и спасли от разгрома германцами и от их ярма. Вот что поведали нам приехавшие из Чаталджи Донцы:
— И житье наше было на Чаталдже — одно звание, что живы. Каких трудов стоило на грудах развалин и камней для себя жилье построить, порядок произвести. Ну, думаем, перезимуем, а там нас распределят? как можно лучше. Вдруг, ни с того, ни с сего, — пожалуйте грузиться.. Что, про что, куда, зачем? Один ответ: начальство приказывает — и баста.
— Никакого начальства, кроме своего начальства, для нас нет, —
отвечаем.
— Бунтовать? — кричат на нас французские офицеры. По русски правильно говорят. — Гони их, — командуют черномазым африканцам, одетым во французскую солдатскую форму.
И стали те нас прикладами шевелить. Не тут-то было, — взяли мы этих чертей в работу, бьем, чем, под руку попало: лопатами, палками, камнями, только пыль от них пошла. Отстояли себя, отогнали, но спастись не пришлось от дьявольской козни. Не мытьем, так катаньем взяли, потому что мы теперь одна помеха и никому больше не нужны. Как союзники с большевиками замирились, а мы, стало быть, и тем и другим, как бельмо на глазу, и сковырнуть его надо. А как? — вопрос. Не в море же топить. Почитай, не малая половина с голоду и болезней и так пропала.
Что с нами церемониться, коли не при оружии, — отняли еще на пароходах при выгрузке на берег. Сволочи черномазые с переляку стрелять вздумали, и хоть мы их покалечили, но и они нас тоже поковыряли. А мы в один голос: никого, кроме своего начальства, слухать не хотим! Шумим и требуем свого начальства. Спохватились тут, что через край хватили. Хоть безоружные мы, но все же военные и казаки к тому же. И стали нас через наше начальство понужать. Тут уж разговору не было, и мы не прекословя покорились. И вот здесь — «опять двадцать пять, за рыбу деньги». Опять, значит, копай землю, как кроты, живым в могилу ложись, чтобы тебя засыпали.
— Не хотелось нам, братцы, к вам на Лемнос ехать, — продолжали жаловаться донцы. — Кое-кто из нас еще в первую эвакуацию из Новороссийска помнит это кладбищенское проклятое место. А кубанцы донцам поведали не сладкие, а горестные о себе вести:
— Лихая и впрямь доля нам здесь. Жизнь — хуже каторги, голодная, и натруженному казаку — смерть здесь, могила. Многие уж Богу душу отдали. Грозятся и совсем даже и голодного пайка лишить. И то сказать, курице и то досыта не хватит.
Убежать отсюда — некуда, и притом стерегут, и не на чем вдобавок. Все же кой-кто в море потонул, кто в лапы чужие попал. А кой-кто и добрался до лучшего берега.
— Говорят, в славянские земли на работы устроят.
Это бы лафа. Только недобрые слухи идут, будто бы всех нас понуждать будут домой вернуться: мол, теперь большевики согласны нас принять и обещали никого не трогать и за старое не считаться. Будто ихний агент, какой-то полячишка, вроде Серебровский, очень хорошие условия предлагает. Кому желательно на работы в Баку на нефтяные промыслы ехать. И гарантии всем, что пальцем никого не тронут.
— Знаем мы большевистские гарантии! С кого спрашивать, коли шкуру с тебя спускать будут?
— Союзники будто ручаются — договор такой подписали.
— Знаем мы договора! С нами уговор был один, а теперь на другое повернулось. И вот за все наши труды ратные казачьи что получили: куда ни сунься, везде один конец получается.
— До конца, до смерти хоть и не далеко, но и Бог не без милости, не отступится от нас в последний час. И наше начальство за нас ратует… — раздавались и голоса надежды на благополучный исход. Но конец, но смерть все чаще и чаще, подкравшись то к одному, то к другому, уносила, вырывала жизни из казачьих рядов. Холод да голод, тоска и неволя давили на истощенное тело и сводили людей в могилу. Жестка и тесна могила на Лемносе: глубоко не вырыть в камен-ном грунте киркой да лопатой. Поковыряем только, только, чтобы тело бренное покрыть, и камнями сверху завалить. Из камня на могиле крест выложим, и не поворачивается язык сказать: пусть земля тебе будет пухом, — когда видим, что тяжелым камнем давит могила на тела в муках почивших на чужбине братов наших. Что дальше, то горше. Хотя жизнь внешне и шла как бы по череду, по заведенному порядку, и бывшая с нами Рада и старалась использовать для казаков те скудные материальные возможности и средства для удовлетворения насущных потребностей бытового и духовного порядка. Казачий светский и духовный хор, церковные службы утоляли душевные запросы и помогали не забывать казачьи требы. Читались лекции, велись беседы на разные темы. Был и театр и что-то вроде газетки, где сообщались сведения по наиболее волнующим казаков вопросам.
Однажды в этом листке появилось сообщение о том, что генерал Бруссо, губернатор острова Лемнос, издал приказ по лагерю, рекомендующий всеми силами способствовать отправке казаков в «родную страну». Предлагалось казакам «свободно» выражать свои желания об этом и говорилось, что «сделаны шаги, чтобы добиться гарантий личной безопасности отправляющихся на родину казаков».
— Еще новую петлю накидывают на нашу шею, — ворчали казаки, читая зловещие строки приказа.
— Это еще цветочки, а ягодки созреют впереди, — предрекали еще худшее, зная, что попечители или «опекатели», как их звали, на полдороге не остановятся.
И не ошиблись. Не прошло и месяца, как последовал новый указ того же генерала Бруссо, с угрозой прекратить в кратчайший срок всякие кредиты на содержание русских беженцев. Категорически заявлялось, что напрасны ожидания русских военных на какую-нибудь попытку борьбы с советской властью. Для русских беженцев, говорилось в приказе, возможны лишь три пути: или вернуться на родину, в Россию, или ехать в Бразилию, где предлагается всем по прибытии туда не только работа, но и материальная помощь со стороны правительства Бразилии, или, наконец, быть предоставленными самим себе в вопросе обеспечения существования.
Смутились люди в духе своем и в отчаянии поверили всему тому, что бессовестно налгали, лишь бы только заставить покинуть Лемнос.
Из всей массы около тридцати тысяч томившихся на Лемносе оказалось около трех тысяч павших духом и легковерных, изъявивших согласие отправиться на родину на милость победителей.
Но когда узнали правду, то одумались и требовали высадить их обратно на берег. Власти не внимали просьбам — поздно, мол, и казаков отправили «на родину». Многие бросались в воду и вплавь пытались добраться до берега.
Особенно старались угодить начальству маленькие чины, и из них, особенно усердствуя, были наглы и вызывающе дерзки: майор Брени, капитаны Перет и Мише и переводчик сержант Молю. Все они свободно говорили по-русски и для своих глумлений и хамства не нуждались в переводчиках. Несчастные беженцы-казаки не забудут этих черных имен, и проклятия по их адресу тяжелым роком лягут на этих злых и бесчеловечных слуг сатаны.
Кому нужны были все лишние муки и страдания и без того обездоленных казаков? Перед кем выслуживались эти грубые люди? Какая слава французским офицерам бить лежачих и гнать их насильно на смерть, пытки и надругательства к ненавистным людям, с которыми был до того один лишь разговор — в боях? Вооруженные и безнаказанные победители, зачем надругались над своими же бывшими соратниками, спасшими их от поражения под Марной и Верденом? Неужели лишь для того, чтобы сэкономить еще больше для своего правительства, взявшего немало нашего русского добра — весь флот — за те крохи, которыми питали нас впроголодь. Увы, безответны голоса возмущения и неискуплены страдания казачества, преданного Иудами. Бессильная злоба душила нас, казаков на Лемносе, когда тысячи наших братьев казаков почти насильно увозились в Советскую Россию.
Наконец-то стали отправлять в Балканские страны. А сколько намучилось, натерпелось пыток физических и нравственных казачество, и только потому, что французское начальство вело свою линию разложения казачества, вмешиваясь бестактно и нарушая порядок и очередь отправок, согласованных казачьими представителями с братскими славянскими народами. За сколько сребреников проданы те, кто неволею отправлен в Советскую Россию? Кому в угоду хлопотали господа Белашевы и Дудаковы, работавшие подручными тогдашних «калифов на час»?
Теперь, когда время залечило уже многие телесные и душевные раны, все же болит и саднит на душе, когда вспоминаются те поистине каторжные дни на Лемносе. Без чувства содрогания нельзя думать о выпавшем нам, казакам, сидении на проклятом острове. Когда, наконец, и до нас дошла очередь ехать в Сербию, и хоть знали мы, что едем не в гости, не на отдых, который заслужили, а на тяжелые лесные и дорожные работы, тем не менее ликованию нашему не было предела.
— Наконец-то! — радовались мы. — Чтоб в тар-тарары провалился проклятый остров вместе с его тюремщиками! Не чаяли, что выберемся живыми.
Переполненный до отказа пароход «Карасунд» отчаливал от ненавистного Лемноса. Был тихий вечер, теплый, августовский. Море спокойное. Пароход натружено, но мерно шумит старой машиной. Понемногу темнеет. Зажигаются первые вечерние звезды. Мало по малу скрываются очертания острова Лемноса, и скоро от него только маленькая черточка виднеется на горизонте.
— Слава Тебе, Господи! — крестятся казаки, думая о великом счастье покинуть навсегда это место великих испытаний.
Балканы. Хорошо ли жилось нам в Сербии? Думается, что нам, попавшим на трудные работы по прокладке шоссейных дорог через леса и горя, было неподсилу тяжело. Еще не окрепшие от жизни на Лемносе, многие не вынесли непосильной работы и уходили, бросая непривычную работу и непривычную, не казачью жизнь. Немало поумирало от болезней, многие безвременно погибли от несчастных случаев при взрывах придорожных скал, а кого засыпало навеки чужой землей при обвалах насыпей. Не вытерпели мы новых каторжных работ и бежали, собрав надежную и дружную компанию верных станичников. Побродили малость и дошли до болгарской границы, а ночью через нее и перемахнули. Но тут мы не успели далеко отойти, как сцапали нас и прямым путем — в столицу, Софию. Бумаг при нас, никаких не оказалось, а словам нашим не поверили и за самовольный переход границы хотели наказать высылкой в СовРоссию.
— Нет, — говорит Панасенко, — такого права не имеете. А что мы не большевики и что мы от своей партии затерялись, так в этом заверить могут наши кубанцы казаки, которых здесь в Болгарии тысячи.
— Здесь, — говорю я, — должен быть наш Кубанский представитель. Кто он по фамилии, — мы не знаем, а что он есть, — уверены.
И без его согласия нами распоряжаться никто не может. Болгарские власти снеслись с кем следует, и вскоре пришел к нам член Кубанской Рады Дмитрий Филимонов, как уполномоченный представитель Кубанских казаков в Болгарии. Быстро освободил нас из- под ареста, паспорта всем выправил и даже помог кое-кому на работу устроиться. Остальным рассказал, как и где работу искать и на что здесь казакам можно надеяться. И ночлегом обеспечил на первое время.
— Коли хотите по частным работам работать, выходите на базар и становитесь так, где и другие, ищущие работы. Сами рядитесь, болгаре народ не плохой и не обидят, — советовал Филимонов.
На другой день чуть свет встали и, попив чайку, отправились на поиски работы.
Всей компанией нанялись на постройку к одному богатому македонцу. Работа тяжелая: копали грунт для фундамента, носили кирпичи, известку. Завелись деньжонки. Стали мы в тело входить, сил набираться. Чего, казалось бы, желать большего, особенно после Лемносского ада, откуда едва живыми выбрались. Злить бы да жить, да Бога славить и судьбу свою благодарить.
— Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше, — говорит нам как-то однажды сотник Репчун. — Ужель только и света, что в окошке нашей харчевни, а нам, казакам, пропадать на работе у пузатого македонца?!
— От добра добра не ищут, — спокойно возражает хорунжий Иван Карпович. — Как бы из куля в рогожу не скроить.
— Ты куда гнешь, станичник? — спрашивает Репчуна есаул Зозуля, лихой казак, на все рискованное готовый.
— Я, собственно, между прочим и к слову сказать, про выставку в Париже вычитал, и что в отделе развлечений имеются состязания на выезд конных групп, что принимают участие кавалеристы всех союзных держав и что лучше всех показывают себя американские ковбои.
— Ну и пусть себя показывают, если есть чего показать, — шутит сотник Проценко. — А коли нам показывать, так пусть публика приходит да полюбуется на нашу казачью джигитовку на лопатах да на кирках. Кабы нам до коней дорваться, да до хороших бы, да всей бы нашей компанией, да всем бы им нос утереть… — со вздохом мечтатель¬но говорит Панасенко.
И утерли бы, — говорю я, — да еще как бы утерли! И риску в этом нет никакого. Обмозговать это хорошенько надо.
— Це дило треба разжувати, а разжувавши — зъисты. Вот де заковыка! Не журися, не сумуйся, добрый казаче! — утешает Проценко.
— Тут без вина дела не разберешь, — решает Зозуля. — А ну, хлопци, кто со мной?
От вина никто не отказывался и, попивая дрянненькое дешевое виноградное местное вино, живо обсуждали вопрос о возможности участия казаков кубанцев в конных состязаниях на Парижской выставке. Сперва разговоры шли так, чтобы, как говорится, отвести душу, а потом, когда резонов прибавилось и вина выпито также было уже не мало, все показалось и проще, и вполне возможным.
— Оно, конечно, — говорит Панасенко, — лучше всего бы всей нашей ватагой, да всем бы на конях, да с песнями, да потом с Наурской!.. А там бы и джигитануть так, чтобы пыль всем в глаза въелась!
— Что и говорить: лучшее — враг завсегда хорошему. Только лучшее-то всегда дороже стоит. А кишка наша еще тонка. По одежке протягивай ножки. Не до жиру — быть бы живу. Нам хоть маленькую укомплектовать группу джигитов, но чтобы самую что ни наилучшую, первый сорт чтобы. Чтобы не только не ударить в грязь лицом, а других наших соперников туда по пояс заткнуть.
— Судили, рядили и порешили: выбрать шесть наилучших джигитов и отправить их в Париж и помочь им деньгами и снаряжением. А снаряжение наше — слезы: от черкесок одни газыри торчат, да и то не все, разорвались, поизносились, загрязнились и черкески и сапоги, и седла не вполне в порядке. Горячо и дружно взялись за работу: что починили, что подправили, и хоть и не для показа на выставку, а на казаков похоже стало.
Приехали мы на вокзал (меня тоже в эту группу выбрали), стали билеты требовать — не тут-то было: за границу нужны заграничные паспорта. А таковых русским беженцам не дают, далее и казакам—джигитам. Тут опять нас выручил наш представитель Дмитрий Филимонов и выправил нам заграничные паспорта.
— Как же мы там во Франции без языка будем?
— И то, братцы! Бонжур, аттанде, да еще с лоханочкой, блан-манже , грандотель…
— Провансаль, жевупри, оливье, да мусье…
— А ля карт, портсигар, саквояж, камуфле мадам…
— Монплезир, падеспань, монпасье, сукин сын…
— Ну, это ты заврался малость, что-то последнее слово на русское похоже. Куда же больше? Вишь, сколько французских слов набрали. А чего не хватит — пальцами докажем.
— А что, они русского языка не поймут? У нас такие слова есть что каждый понять может. А где теперь нашего брата русского нет?
— Сказано: язык до Киева доведет, а до Парижа отсюда, почитай, в два раза, ближе. А про какой язык — в поговорке не сказано. Стало быть, и нашего русского языка хватит. Так бодрили мы друг друга, едучи в Париж.
Париж. Когда приехали в Париж, то не хватило не только языка, но и денег и храбрости. Провалялись с трудом на вокзале, пока не выгнали нас окончательно. Мы ему, служащему, вроде сторожа, говорим: пардон, мусье, мол Париж казак джигит. Ничего не понимает. Мы ему на седла и на шашки и на черкески свои показываем, а он свое: — не ме конпрене пы.
Тут мы от него отстали, видим — не понимает нас, и вышли на площадь перед вокзалом. Куда идти дальше — не сообразим толком. Тут один шофер с такси видит нашу беду, подходит к нам и спрашивает — чего надо? Серьезный мужчина, видно из бывших господ, дошел до ручки и не по своей линии работает. Так и так, говорим.
— Ладно, — говорит, — довезу вас. Только вас шестеро и надо две машины брать. А стоить будет сто франков.
— Нет, — говорим, — у нас франков, у нас левы.
— Все едино, мы по курсу высчитаем, — отвечает.
Делать нечего, выбора нет для нас в нашем сиротском положении, отчаялись мы, как-то сразу оробели в чужом городе, да еще во французском: помнили очень хорошо наших французских тюремщиков на Лемносе.
— Вези, — говорим.
Привез он к выставке, сгрузил, обчистил, почитай, все наши левы и, пожелавши всего хорошего, поспешно отъехал в сторону. Стоим мы возле тротуара и про себя думаем: куда идти и что дальше делать? Голодные, а спросить насчет еды не можем. Отошли в сторонку и слушаем, как возле подъезда шум, разговор идет. Думаем, может, опять на наше счастье русская душа отзовется.
Вот уже солнце к западу клонится и того и гляди и ночь не за горами. Выбрали меня станичники вроде как за атамана и говорят:
— Ты был нашим начальником и из Крыма счастливо вызволил — вывози и из этой беды.
— Сотня, слушай! — пошутил я. — Сидеть и ни с места до моего прихода. Пойду самое большое начальство искать.
Пошел, и куда ни ткнусь, спрашивая: комендант иси? — залопочут мне в ответ, а что — не пойму. Может, все по порядку и кстати мне расскажут, а я не уразумею. Я опять в другое место сунусь — И опять все то же. Наконец, привели меня к самому большому начальству важному, у дверей черед просителей, и чиновник по записи впускает. Прождал я немало с час, а с чем, -вошел, с тем и вышел. Я ему и так, и этак, и джигитовку показал, и падал, и прыгал, и шашку вынимал, и лезгинкой прошелся. Понял, засмеялся, жирным животом затрясся.
— Па сиси, — говорит и зовет чиновника. Тот меня вежливенько за локоток выпроваживает и тоже говорит: па сиси. И дает мне другой адрес на записочке к мусье Блево.
Ну и язык, думаю: сиси, блево. Вышел и опять к подъезду «направляюсь, решая в отчаянии опять какого-нибудь русского шофера высмотреть и его в переводчики взять для разговоров с мусье Блево. Стою и высматриваю. Вдруг слышу женский голос меня кличет:
— Эй, казак, кого ждешь?
Словно с неба мне голос архангельский показался в таком моем растерянном положении.
Вышла дама солидная из хорошей машины и стала меня расспрашивать: откуда и почему. Я ей поспешно все рассказываю.
— Где, говорит, остальные казаки?
Повел я барыню мою нарядную, шикарную. В годах, но очень хорошо все в порядок произведено, и годов по лицу не догадаешься. Когда подошли, барыня оглядела всех и говорит, обращаясь к Панасенко:
— А я тебя, казак, в Царском Селе видела, ты в конвое был.
— Так точно, — обрадовался Панасенко. — Помню и я вас, баронесса. -Признал Панасенко в этой барыне баронессу Н., что при дворе в Царском Селе была. Даже слезы умиления и радости на глаза навернулись у него, да и мы при такой встрече недалеко от того же были.
— Москва слезам не верит. Надо дело делать. Для вас, казаков, постараюсь. Собирайте свои монатки, и за мной, — командует наша спасительница.
Повезла она нас к своему приятелю Ф., и видно было, что у них между собой короткие отношения были.
— Джигиты вы хорошие? — спрашивает нас там баронесса.
— Лучше и быть не может. Нас, как наилучших, станичники отобрали для такого случая, — отвечаем мы, почитай, в один голос.
— Слушай, Яша, — говорит баронесса своему другу, — тут дело пахнет жареным, и хорошим, как буженина с корочкой петербургская в ресторане Федорова. Хочешь и дело доброе сделать и себя не обделить? Кстати, и мне приятное сделать?
— Для вас, дорогая моя баронесочка, сделаю даже и то, чего сделать нельзя, — отвечает Яша. И тут же целует баронессе ручку.
— Приказывайте, говорит, и все вмиг будет исполнено,
— Немедленно предоставь из своей конюшни подходящих лошадей для казаков и дай им возможность подготовиться для состязаний. Будут выступать с джигитовкой. А казаков накорми и отдохнуть устрой. И поспешайте, с Богом!
— Это к какому же сроку подготовить казаков надо? — спрашивает Яша.
Через три часа начнутся конские состязания. Очередь дойдет до казаков не сразу. Всего пять часов в твоем распоряжении.
— Да это же никуда не лезет такое дело! — завопил Яша, хватаясь за голову. — Никак не возможно в такое короткое время успеть
и лошадей натренировать и казакам сработаться. Верный провал обеспечен. И казакам соваться не стоит против сработанных конных групп и таких, как американские ковбои с их чудо-конями.
— Сперва обещал, а теперь пятишься. И не стыдно тебе, Яша, перед русскими казаками срамиться и труса праздновать?
— Да мне-то сраму не будет, если казаки себя показать не смогут.
— А вот мы их самих спросим, — говорит баронесса. — Как, станичники, думаете? Управитесь за такое время, чтобы и коней объездить и самим подготовиться?
Сробели мы сперва, задумались немного: и впрямь времени с комариный хоботочек. Да другого шанса у нас и выхода нет. Авось вывезет и тут наша кривая доля, коли прямых дорог для нас нет.
— Времени, — говорю я, — хоть и меньше, чем мало, но для нашего брата казака в боях было и того меньше, а на фронте джигитовка, да еще на конях голодных, как в Крыму, и того труднее. А все же джигитовали и лихо, и не худо. А ежели с коня падали, так только от вражьей пули. — Давай, — говорю я за всех казаков Яше, — давай скорее лошадей, да по чарке вина, да чего-нибудь пожевать, и авось не ударим лицом в грязь!
— Вот это молодцы! — похвалила баронесса.
— Рады стараться, госпожа баронесса! — прогремели мы в ответ.
Простились мы с баронессой, пожелала она нам счастья: ни пера, ни пуха вам, — говорит.
А Яша привез нас в свою конюшню и предоставил самим выбирать лошадей. Хорошие лошадки, только мало для джигитовки подходящих. Отобрали мы, какие показались нам для джигитовки понадежнее, и поехали в манеж пробовать. И в четверть не годились лошади. Боятся, не идут по прямой, меняют аллюр. Все же кое-что выходит и на них. Ни за что бы в другое время не поехали на таких лошадях на джигитовку, да откладывать нельзя: или сегодня, или шабаш, пропала вся наша затея.
Когда подъезжали к месту состязаний, упало наше сердце. Друг друга подбодряем, а знаем хорошо, что на сердце и в думах у каждого. Едем и сумуем между собой, перешептываемся и подтягиваемся, подбодряемся.
— Глядите в оба, лошадей держать в руке. Разобьемся на смерть, но покажем нашу кубанскую лихую джигитовку!
А когда уже на коней садились, чтобы выезжать, то сказал нам Яша, что на первое место вышли американские ковбои. И еще, что кричит громкоговоритель, что сейчас выступят с джигитовкой кубанские казаки.
— Была, не была, — думаем. Тут я, как старший, командую, знак подаю, чтобы орлами вылетали на поле.
Лошади наши хорошие, видные, кровные, и выезд наш в черкесках и папахах и во всей красоте казачьей формы был и лих, и красив, и вызвал гром приветствий и рукоплесканий. Вот выскакивает Панасенко, хочет перевал сделать, — шарахается конь, не выходит чисто. Следующий — Проценко — обозлился, бьет нагайкой коня, взял в бока, и видать нам, что казак решил либо коня запороть, либо вместе с ним об землю разбиться, но на своем поставить… Бьет коня, не дает ему опомниться и на скаку папаху с земли достает… И так лихо, дико по-черкесски номер вышел, что публика ахнула от восторга, и сразу же нам стало на душе легче. И пошли мы уверенно один за другим показывать свои номера.
— Лучше бы не срамиться, — сокрушались мы, потому что из-за лошадей не все хорошо вышло, не так четко и чисто. А на проверку оказалось, что публика поняла очень хорошо, в чем дело, увидела, что не мы виноваты, а лошади. Тут же в громкоговоритель объявляют, что завтра казаки выедут на других лошадях, что сегодня выезжали на случайных и для джигитовки не объезженных. Баронесса нам потом объяснила, что она с шефом американских ковбоев договорилась: тот даст нам для работы своих хорошо выезженных лошадей.
— Я ему говорю: вам чего бояться, коли вы уже на первом месте. Одолжите нашим казакам своих лошадей, чтобы казаки смогли показать публике дикую кавказскую джигитовку. Вижу я, что ему и самому, как наезднику, очень хочется посмотреть, что именно будут делать на лошадях казаки. «0л райт», говорит американец, потому что и в мыслях своих не допускал казачьей победы. А нам только того и надо. Попробовали мы ковбойских лошадей, не лошади, а чудо-птицы. И легки, и послушны, -и быстры, и крепки. Ну, — думаем мы, — теперь уж не подкачаем. Прорепетировали все наши номера и трюки и стали спокойно ждать завтрашнего дня…
А.А. Жемчужный (архив Общества участников 1 Кубанского похода, «Первопоходник» N25)

Как посетить остров Лемнос и памятные места.