Хартлинг и Борнис Филимонов (Шанхай)

Путеводитель и справочник «Русский Шанхай«.

Письмо К.Н. Хартлинг в Шанхай Б.Б. Филимонову (получено 2 ноября 1935)

«1935, 15 октября
Дорогой Борис Борисович!
Сегодня утром отправил Вам письмо и вновь пишу, чтобы возможно скорее дать Вам только что полученные сведения о «княгине».
Ваше письмо я переслал в Бандунг В.А. Петрушевскому и вот в ответ на него только что получил от него письмо, из коего делаю выписку:
«С княгиней Мартой я был на «ты» как сестрой моей «невесты» (ее утробной сестрой)… Они через голландского консула получили от меня 2000 франков за «отказ» жениться. Тип авантюристок и Марта, возможно, будет стараться содрать что-нибудь с тебя или Филимонова. При встрече могу рассказать о ней более подробно. Предупреди Филимонова, чтобы он был очень осторожен.
Не знаю был ли князь Аргутинский в Конвое Его Величества, но он был во время Японской войны (или Великой?) в Нерчинском полку Забайкальского казачьего войска. У Марты был полковой жетон, но я забыл ее рассказы о похождениях мужа. Был он, по ее словам, раньше в каком-то регулярной кавалерии полку, но … обретясь в объединение полка я получил справку, что такового не было.»
Как Вам это нравится? В пояснении выше изложенного должен добавить. В.А. Петрушевский в 1922 году на Яву приехал с женой, но его жена увлеклась одним немцем-офицером с «Эндена»*. Они развелись, и она теперь с немцем живет в 280 километрах от Соло на каучуковой плантации. Петрушевский после развода имел большое желание жениться, но …обязательно на русской, а на Яве выбора невест не было. Одно время был женихом одной профессиональной портнихи (довоенной). Эта особа конечно была ему не пара. В 1929 году он получил отпуск в Европу на 8 месяцев, ну и искал себе невесту. Вот тут в Париже его и подцепили княгиня с графиней, но он вовремя вывернулся. В Риге он встретил дочь своего сослуживца по 5-му гусарскому Александрийскому полку и сделался ее женихом. Теперь лет пять они женаты и его жена идеальная особа. Повезло!
Одновременно с письмом Петрушевского получил письмо от Графа, прилагаю выписку касающуюся нашей книги.
Привет Тамаре Семеновне
Уважающий Вас К Хартлинг

Выписка из письма капитана I ранга Г.К. Графа 17 сентября 1935
«Я был чрезвычайно тронут получить от Вас Ваш труд «На страже Родины», который с интересом прочел. Это несомненно ценный исторический вклад в литературу, т.к. описываемые Вами события еще никем не были затронуты. Приятно тоже, что Вы придали Вашему труду чисто монархический оттенок и всюду поместили монархические эмблемы.
Желаю полного успеха Вашему труду в его распространении.»
С «эмблемами» он, конечно, промазал – не внимательно до конца просмотрел книгу.
К.Х.
15 октября 1935 Соло
Имейте ввиду что бывшая популярность Г.К. Графа после разлада генерала Кислицина с Младороссами. Жаль что такой честный, трудолюбивый и отзывчивый человек подпал под фантазии младороссов. А потому его отзыв лучше не приводить в Вашей книге.
Письмо Б.Б. Филимонова из Шанхая К.Н. Хартлингу (копия, машинопись)
6-е марта 1936 года
Дорогой и глубокоуважаемый Кирилл Николаевич:
Оба Ваших письма с приложением оригинала и дубликата чека на семь английских фунтов стерлингов я получил давным давно. Пишущая машинка была сразу заказана нашей конторой и ее Вы должны получить примерно дней через 40-50 – самое большое 60 с этого дня, т.е. с 6-го февраля. Иными словами почти одновременно с сим письмом придет к Вам и пишущая машинка. Очень и очень прошу простить, что до настоящего дня не собрался написать Вам, подтвердить получение чека, отдачу заказа и вообще поделиться последними своими новостями.
За поздравления и пожелания Ярославу Тамара Семеновна и я сердечно благодарим Вас. Парнишка растет. Спокойный. Кушает, спит. Здоровяк. Как-бы только его не сглазить. 23-го февраля т.е. 3-1/2 месяца весил 14-1/2 английских фунтов. Это, говорят, очень хорошо.
К письму сему прилагаю листок с получкой/ отправкой писем за февраль месяц. До этого учета не вел, а теперь начал. Думаю, что таким казенным перечнем отчасти можно будет заменить длинную перепись каждому и всякому о сем мало значном отделе. Если Вы что-либо думаете иначе – то сообщите пожалуйста.
Посылаю Вам будущую книгу N6 – несколько обработанные записки Д.И. Решетникова. Прочтите пожалуйста. Сделайте заметки на отдельном листке и пришлите этот листок мне. Записки- же оригинал направьте Решетникову по адресу …
А копию Ефимову по адресу…
Ефимова попросите так же сделать заметки и таковые направить мне. Заметки прошу делать не столь фактической, сколь по части литературно-художественной. В первую же голову прошу сообщить общее впечатление от этой работы, о главном действующем лице и проч. Если Петрушевский еще не уехал, то пошлите и ему прочесть (но вряд ли у него сейчас будет время на чтение, коли уезжает 1-го апреля).
О несчастье с Вашими глазами Петрушевский написал мне даже ранее Вас самих. Штука эта очень серьезная, а потому шутить с нею нельзя. Тамара Семеновна говорила и говорит: «Ты напиши Кириллу Николаевичу, что, если он надумает и дальше писать одним больным глазом, то ты с ним прекратишь переписку на время болезни его глаз». Это, конечно, предложение весьма крутое, но Вы не можете не согласиться, что что, а глаза нужно беречь, ибо без глаз и человек уж совсем не то. Особенно беречь приходится в тропических странах. Скажу я Вам, что и у меня было давно, еще в 1926 году, я ничего не видел в течении одного часа(мне резнуло глаза ярким солнцем на снежно-белом здании Гонконг-Шанхайского банка в Шанхае), а второй раз «удар» был иного порядка, я не терял совершенно зрения, как в первый раз, но стал видеть все как в дымке и это продолжалось более месяца. Кончилось тем, что я стал летом носить темные очки, а до этого времени их совершенно не носил.
Из перечней можете видеть, что меня за истекший месяц забомбардировали книгами – чешскими преимущественно, но получил таки и из Америки от профессора (?) доктора Фишера Стендфордского университета. С ним я переписки не вел. Почему это он прислал мне книгу – определенно сказать не могу.
Петрушевскому передайте, пожалуйста, привет и поблагодарите за письмо, отвечу вскоре.
От генерала Чернавина получил письмо в самых последних числах января, но до чих пор так же ничего не ответил:
Дело в том, что сейчас закрываем окончательно наши книги, а потому работы в конторе масса. В обед я не езжу домой.
Прошу Вас: пожалуйста, собирайте Ваши Яванские марки любого достоинства и ценности. У Вас ведь они никому не нужны, как у нас китайские. Третьяков выдвинул этот «марочный» вопрос и я думаю, что это действительно маленькое дело, ибо в Чехии и в Бразилии яванские марки редкость, как и их у Вас и у нас.
15-ое марта 1936 года
Продолжаю свое письмо. Мне очень много приходится это время работать в конторе. Глаза мои сильно утомились. Вчера я работал (суббота) опять весь день. Поэтому моя домашняя работа совершенно стала. Надеюсь, что Вы мне простите столь длинное молчание. К осени на работу наверное, придется надеть очки.
Вчера получил от Вас связку записок генерала Чернавина. Если вскоре будете писать ему, то сообщите, что я в самом непродолжительном времени напишу ему.
Перед Петрушевским так же извинитесь за меня за мое молчание на его любезное, интересное и большое письмо. Пока кончаю. О своих новостях сообщу позднее.
Будьте здоровы, храни Вас Господь Бог.
Искренне Ваш уважающий
Ваш
Только что получил письмо из Индо-Чайны от хорунжего Урянхайского, коему меня рекомендовал полковник Фрейберг. Благодарю опять же Вас.

Филимонов Б.Б. из Шанхая на Яву К.Н. Хартлингу (машинопись, копия письма)

Б.Б. Филимонов 24-го марта 1937 года
С.Р.О. Box 2006
Шанхай

Дорогой и глубокоуважаемый Кирилл Николаевич:
Получив это письмо, Вы вероятно удивитесь, так как наверное давным-давно потеряли веру в то, что я Вам опять напишу. Последней вестью от Вас я имел Ваше письмо, полученное мною 8-го января – Рождественское поздравление. Сам же я Вам отделался так же только поздравлением, высланным мною 8-го декабря.
Много времени прошло с тех пор. Как говорится, много утекло воды. Нехорошо было с моей стороны ничего не писать Вам, тем паче, что Вы не совсем здоровы, а потому каждая строка является Вам весьма большой и большой радостью. Весьма знакомо, что Вы подчас обо мне и думали не совсем хорошо.
В каждом своем письме я обещал «на следующий месяц» снова взять себя крепко в руки и восстановить свою работу и переписку, но как видите месяцы бегут одни за другим, а моя работа и моя переписка пока что еще не восстановилась.
Я скажу Вам, что в марте прошлого года я имел 22 получения и 18 плюс 18 отправлений (вторые 18- это поздравления с Пасхой). В апреле прошлого года я имел 24 получений и 10 отправлений. В этом году в феврале я имел 7 получений и 3 отправления. В марте сего года (до настоящего дня) я имел 3 отправления и 3 получения (письмо Вам – это 4-ое отправление)
Видите, что говорят цифры…
Что-же такое произошло? — Я не хочу на эту тему распространяться, пока все еще полностью инкогнито, но во всяком случае мое прыганье «через пень в колоду» свидетельствует, по моему, довольно ярко, что «на Шипке не все спокойно».
Впрочем, успокою Вас, что ничего такого «особенного» (особенно с наружной стороны) у меня не произошло: и я и жена и сын – здоровы, служба идет по старому, с моей мамой ничего не произошло и т.д. и т.д.
Я много пишу о себе, а нужно в первую очередь спрашивать Вас- как Ваше здоровье? Как Ваше самочувствие? Как Ваше душевное состояние?
Прошу Бога, чтобы Он послал бы Вам побольше добра и всего светлого. Все кто только знает Вас, все говорят о Вас одно только хорошее и самое лучшее мнение о Вас сложилось и у Тамары Семеновны и у меня по одной только переписке с Вами.
Большой радостью для меня будет получение от Вас весточки с сообщением, что все у Вас более-менее идет хорошо и что чувствуете Вы себя лучше. Надеюсь, что друзья Ваши, те, что находятся близь Вас не оставляют Вас своими заботами и вниманием.
Наше общество, о создании которого мы с Вами вели переписку, стоит пока что на точке замерзания – подрыв у меня привел к тому, что отдельные лица, желающие организовать общество (Решетников, Шорец, Ефимов, Петрушевский и друг) не установили еще общение между собой до того момента, как у меня «моя работа замерзла». От них всех я получаю вести, кои, к большому моему сожалению, оставляю с весьма и весьма запоздалыми ответами. Все-же надеюсь, что вот-вот, с «будущего месяца» более или менее восстановлю свою работу и переписку.
К этому письму прилагаю, письмо генерала Чернавина, кое я получил давным-давно и кое до настоящего времени никак не собрался пере отправить Вам.
Прилагаю так же и свою фотографическую карточку (снимался осенью 1936 года).
Как Ваши сыновья? Как их успехи в жизни?
Пишите о всем, что считаете нужным и желательным. О всем я с большим удовольствием прочту и … постараюсь ответить на Ваше будущее письмо скорее и аккуратнее, чем на последнюю Вашу весть. Ефимов и Решетников просят меня передать Вам свои приветы и лучшие пожелания. Тамара Семеновна, я и маленький Ярослав шлют дорогому Кириллу Николаевичу свои самые лучшие пожелания.
Храни Вас Господь Бог. Поправляйтесь скорее .
Искренне Вас любящий и глубоко уважающий.

Если будете писать генералу Чернавину, то пожалуйста от своего имени замолвите за меня слово, ибо я ничего для него не сделал, ни в отношении сотрудничества с газетой «Шанхайская Заря», ни в отношении «Архивных» дел.
Все это я имею, конечно ввиду, но… грехи пока что меня пока не пускают.

1937, ноябрь 14. Ф.Б.Б. из Шанхая на остров Яву Плюцинской о смерти Хартлинга.
Письмо из Шанхая на остров Ява г-же Плюцинской (копия, машинопись)

«14-ое ноября 1937 года
Ваше письмо от 20.10 с. г. было получено 5.11. Благодарю за него. Буду очень рад получить карточку могилы покойного Кирилла Николаевича. Кроме того, был-бы благодарен Вам, если бы Вы как-нибудь выслали бы мне две или три Явских вида (Соло, Ботавия или просто сельскохозяйственные виды – дабы я имел более полное представление о местах, где жил покойный. Дело в том, что переписываясь за течении трех лет мы обменялись лишь фотографическими карточками, но не карточками местностей. Это моя просьба о двух-трех (ни в коем случае не большем количестве) карточек не имеют спешного характера, а потому с нею можно совсем не торопить ее. К сему письму я прилагаю ответ генерала Вишневского на мое послание. Из него Вы можете видеть, что в Харбине из моего предположения ничего не вышло. Зато в Париже мое письмо было полностью помещено в N 195 «Часового». В «Военном Инвалиде» же было помещено письмо Владимира Александровича – оно более ценно с фактической стороны, чем мое, писанное без достаточных данных фактического характера. В обеих Шанхайских газетах («Слово» и «Шанхайская Заря», советской «Новости Жизни» я в расчет не принимаю) памятки мои так же были помещены полностью. Посмотрим, что сделают в Сан-Франциско и Белграде.
Об уходе из нашей грешной жизни такого прекрасного человека, как Кирилл Николаевич, конечно очень и очень приходится сожалеть. Ведь я например, его никогда лично не видел, но наша связь и дружба быстро скрепила даже на одних только письмах. В 1933 году (летом) я пользовался значительным отпуском. Хозяин нашей конторы рекомендовал ехать мне на Яву, но я туда не поехал, ибо никого там не знал. И вот, когда в декабре того же года я получил первое письмо от Кирилла Николаевича, а затем между нами установилась переписка, то я очень жалел, что сменял Яву на Японию (конечно в случае моего приезда на Яву опять под сомнением находилась наша встреча с незнакомым тогда полковником Хартлингом – ведь Ява велика и какую надо иметь вероятность, чтобы попасть именно в Соло? Не правда ли? Но зато уж следующий большой отпуск я намеривался именно посвятить Кириллу Николаевичу на Яве, увы… До большого отпуска я еще не дожил, а свой жизненный путь наш дорогой Кирилл Николаевич по воле Божьей уже прожил…
О сыновьях Кирилла Николаевича. Вы говорите, что на свои письма ничего пока не получили. Я напишу своим друзьям в Харбин и попрошу их выяснить причину. По получении ответа сообщу Вам.
С Унтербергерами и Курковскими мы поддерживаем знакомство домами. С младшей дочерью Курковских – Верой моя жена в бытность свою Владивостокской гимназисткой сидели на одной парте. У Куровских мы были на днях и я передал им Ваш привет и рассказы о том, что знаю. Они благодарили и шлют Вам свой взаимный привет. Г-жа Унтербергер ухала из Шанхая с беженцами, а сам Павел Павлович здесь, но его за все наше «мятежное» время мы не встречали. Роман Альфонсович же говорил, что видит Унтербергера часто (встречается в городе).
Если Владимир Александрович уже отправил рукописи покойного Кирилла Николаевича в Прагу, то конечно ничего не поделаешь. Если же еще нет, то быть может он направит в Прагу через меня. С Виктором Васильевичем Чернавиным связь я имею, а в отношении покойного я уверен, что Кирилл Николаевич ничего иметь не будет, если его записки дорогой прочту я (ведь доверил же он мне свои записки не только для прочтения, но для переработки и выпуска книгой под его даже именем).
Так как Вы с ужасом следите за Шанхайскими событиями, то позволяю себе одну копию моего «кругового» письма своим друзьям, копию предназначенную для Югославии, направить через Вас. Из нее Вы увидите, что в известной степени «Не так страшен черт, как его малюют» и хотя наши события очень и очень серьезны по своим последствиям (часть которых скажется еще даже очень нескоро), но тем не менее в «животном» отношении для населения концессий они не так уж страшны, а главное громоздки. Под словом «животном» я подразумеваю все, что в той или иной форме имеет отношение к сохранению жизни отдельных граждан. Надеюсь что за это мое самоуправство (направление на Вас «кругового» письма), Вы не будете на меня в претензии. Очень хотелось бы, что б и Владимир Александрович прочел бы это письмо, но если он в данный момент опять сидит в тропической тайге и вернется назад домой через неопределенное количество недель или месяцев, то, конечно, пересылать ему «круговое» нельзя и его я буду просить Вас прямо направить на адрес Леонтьева: Евгению Александровичу Леонтьеву, Крагуевац.
Владимира Александровича же, я буду надеяться, Вы сами кратко поставите в известность об истинных чертах происходящего у нас. (Я получил на днях письмо из Бразилии, так как там прописали такую галиматью, что будто бы китайцы потопили один японский крейсер, несколько миноносцев и три транспорта с 50 000 человек. Видите, как лгут газеты за десятыми морями.»
Источник.

Борис Филимонов и Герцо-Виноградский

Письма Филимонова Б.Б. Белое движение. Автобиография.

Филимонов Б.Б. — Герцо-Виноградскому* (машинописная копия)
18 декабря 1935 года

«Н.А. Герцо-Виноградскому, 1538 Бакер стр. Сан-Франциско.
Милостивый Государь,
Николай Александрович (если не ошибаюсь так?):
Полковник Хартлинг переслал мне Ваше письмо на его имя от 29.9.35 и копию своего ответа Вам на это письмо. Сейчас я, по причинам, кои указаны ниже, отвечаю Вам на Ваше письмо. Правда, определенный тон и претензии Вашего письма не подают мне особых надежд на то, что мы сможем сговориться, но, следуя своему правилу жить по возможности со всеми тихо и мирно, гасить, а не раздувать пламя страстей, я прохожу мимо тех вполне определенных выпадов, кои Вы делаете в своем письме, и пишу Вам.
Что касается сведений относительно 1-го Артиллерийского Училища, то могу сообщить Вам, что 1) эпизод о дезертирстве 10 юнкеров-артиллеристов из У.И.Ш. на Русском Острове взят из совместных записок полк. Рубца и пол. Хартлинга, 2) об отряде подполковника Теляковского на станции Океанская мною получены сведения от С.П. Белова, 3) все-же остальное, т.е. а) действия юнкеров в ночь с 17-го на 18-е в районе Океанская-Черная Речка, б) положение в Раздольном в конце января, в) поход 1-го Артиллерийского училища и г) встреча Училища с Вами – принадлежит одному мне.
Книгу читали С.П. Белов, Плазовский и многие и очень даже многие бывшие курсовые офицеры и бывшие юнкера Училища, проживающие в Шанхае и ни один из них ни одним словом не выразил мне своего упрека по поводу «нападок» на Училище и Вас, в частности. «На страже Родины» — четвертая книга, выпущенная мною и до сих пор неизменно вышедшее из моих рук признавалось всеми, как вполне добросовестное, объективное и полное описание затрагиваемых событий.
В своем письме Вы пишите, что «до глубины души возмущены той характеристикой» и т. д. Обвиняете лицо, давшее эти сведения во лжи, однако поправок не даете. Все и вся судится по делам их. Вы пишите о прекрасном подборе офицеров и юнкеров, «исключительном подборе» — а где-же дела их? Фактов Вы не отрицаете и не можете их отрицать. Редакция текста по всеобщему признанию вполне корректная. Я же, как бывший юнкер 1-го Арт. Училища скажу Вам откровенно, что редакция чрезвычайно мягка, ибо можно было дать такие штрихи, что «ай-да люли малина». Говоря вскольз об Училище, помещая его далеко не в центре всей картины, я, естественно, не мог и не должен был подробно разжевывать, как и почему бежали 22 чел. в сопки, как принято это остальными, как несли службу и бродяжничали юнкера по казармам драгун, японцев и американцев (разве Вам это не известно?), как совершалось «походное» движение от Раздольного к Речной, почему Вы оказались в автомобиле под красным флагом…
Если Вы считаете нужным объяснить публике что-либо то, как о том неизменно указывается в предисловиях к моим книгам, подобная заметка будет всегда помещена. Редакция ее будет приемлемой для Вас и для меня.
Между прочим, в дальнейшем предлагаю еще раз вернуться к событиям в Приморье в 1919-20 гг., а потому всякие материалы будут приняты с большой благодарностью. В частности Вы, как бывший начальник 1-го Артиллерийского Училища, безусловно, можете дать весьма богатые и интересные сведения.
В заключение не в укор Вам и Училищу, я скажу: за время гражданской войны 1918-1923 г. г. я имел удовольствие служить в
А) 13-м Казанском арт. дивизионе (доброволец-телефонист)
Б) 2-м Сибирском Ударном арт. дивизионе (1919) фейерверкер
В) 1-м артиллерийском училище (1919-20) юнкер
Г) Гродековской группе войск (1920-21) офицер боец и мл. офицер.
Д) 1-м стрелковом арт. дивизионе («глудкинцы») 1921-23 мл. офицер
И скажу Вам откровенно, что большего беспорядка, не сплоченности, не воинственности я не видел нигде, как в 1-м артиллерийском училище.
Это не слова: имеются всякие объединения за рубежом и официальные и частного порядка, но никакого объединения бывших чинов 1-го арт. Училища нет и его никогда не будет, ибо наши три курсовых офицера не находят общего языка, ибо десятку наших юнкеров не о чем между собой переговорить. Вот Шанхай, сколько здесь наших офицеров и юнкеров: А сколько человек собралось при отъезде капитана Васильева? Васильев, Шредерс, Энгельман, Шаравьев, Мамлеев, Щербаков и я, — семь человек. Остальные уклонились или не пожелали. Собраться, ибо нет общих слов, нет общих интересов. Красная Москва, Белое знамя, да «шурум-бурум» — как могут слиться воедино?
Очень жаль, что умер полковник Коневега- дали бы ему прочесть книгу, свое и мое письмо и разрешился бы вопрос.
Копию данного письма направляю полк. Хартлингу. Затем, в виду того, что Вы, возможно, останетесь недовольны моим письмом, я направляю другую копию этого письма генералу барону Будбергу – главе Общества, членом коего Вы состоите. Надеюсь, что барон не откажет в своем содействии в деле умиротворения страстей.
Прошу верить, что история эта мне совсем неприятна, так как мне никогда и в голову не могло прийти, что в моих словах Вы или кто другой могли бы усмотреть несправедливое обвинение или оскорбление, каковых в действительности нет.
В ожидании Вашего сообщения на это письмо пребываю.»

Примечания, комментарии.
* Один из основателей Общества Ветеранов Великой (Первой Мировой) войны в г. Сан-Франциско. Переехал в США их Харбина. Вероятно, именно он, боясь разоблачения своим подчиненным, написал на него донос в Гос. Деп. США о якобы сотрудничестве Филимонова с НКВД либо о про нацистских симпатиях, в результате чего позже Борису Борисовичу, находящемуся в лагере Тубабао на Филиппинах так и не дали визу в США.
Собственный архив (редакция журнала «Вестник Общества Русских Ветеранов Великой войны в Сан-Франциско», из неопубликованных материалов, редактор М.Ю. Блинов)