Борщов. Танки, Крым, Галлиполи, Бизерта, Париж

Борщов Андриан Воинович. Биография, воспоминания, интересные факты из архивов русской эмиграции в Париже.

Бощов Адриан Воинович

Борщов Адриан Воинович

Биография
Родился 26 августа 1888 г.
Выписки из дневников.
«Отец умер, когда мне было 6 лет. Отец и дед служили в Гвардии.
Старший брат – Сергей, в 1903 в Инженерном Училище на Малой Дмитриевке в Москве, посетил на каникулах его. Осмотр достопримечательностей древней столицы с очень интересными пояснениями, даваемыми француженкой гувернеркой маленькой кузины и в конце Святой Москвы торжественно встречаем Государя Императора Николая II и на Театральной площади был Высочайший смотр войск гарнизона, который смотрели с трибун.
Жил с мамой в «Конном». По воскресеньям и по праздникам, как и прежде, ездили в «Серый Яр» (Имение брата мамы в 15 верстах от «Конного хутора». Дядя Никс (К.-Я.) в прошлом артиллерист, выпускник 1 военного Павловского училища, помещавшегося в то время в здании бывшего кадетского корпуса т.е. »Меньшиковского дворца». В 1879 году он был произведен в офицеры прапорщиком с прикомандированием к конной батарее офицерской артиллерийской школы в Царском Селе. После годового стажа был назначен младшим офицером в 27 конную генерала Ермолова батарею в Тверь. Там прослужил до 1885 года прапорщиком и подпоручиком. Отличный наездник, он увлекся конным спортом имея всегда прекрасных лошадей. По настоянию стареющего и болеющего отца перевелся в Белгород в 31 артиллерийскую бригаду – поближе к «родным пенатам», т.к. в Белгородском уезде было родовое имение Куколь-Яснопольских «Нелидовка». Женившись, дядя вышел в отставку и посвятил себя сельскому хозяйству, оставаясь до конца жизни в душе военным. Дядя постоянно рассказывал мне про свою военную службу и мне захотелось служить в армии и .. непременно в конной артиллерии.
Неудачная попытка поступить в Морской корпус. Вернулся в 4 класс в свой Первый кадетский корпус.

Выписка из тетради N IV. «Воспоминания Адриана Воиновича Борщова «О Михайловском артиллерийском училище». Красносельский лагерь. Лето 1908 года.
Торжественные похороны Великого князя Михаила Николаевича умершего в начале декабря на юге Франции. Маститый генерал-фельдмаршал и фельдцейхмейстер Русской артиллерии был очень стар и долго болел перед смертью. Ведь он был еще участником Севастопольской обороны. Государь Николай II приходился ему внучатым племянником. Для встречи гроба, прибывшего морским путем в Крым через Босфор на борту крейсера были командированы от училища полковник Леонтовский и оба фельдфебеля в Севастополь, в числе других делегаций.
Посещение училища китайским принцем, смотр в Красном Селе. После прислал в батарею две медали. Одну- фельдфебелю Беренсу, другую – пострадавшему ездовому. Китаец был видный мужчина. Он высокого роста, под стать Великому князю Николаю Николаевичу. Красивое, точеное лицо, желто-матовое, овальной формы. Красиво же сидел верхом. Одет был в мундир и длинные брюки со штрипками- цвета хаки, с золотыми шпорами на лаковых ботинках. На голове- китайская шапочка с большим павлиным пером – прерогатива царствующей тогда династии. Сабли не было, только хлыст. Китайская Империя доживала свои последние дни. Как известно, в 1912 году была революция и первым президентом стал Сунь Ятсен… после него – анархия, длящаяся и поныне. Бедный Китай докатился до Мао-Тцэдуна …и советского Рая.
Часть четвертая. «Зрелые годы и офицерская служба в мирное время».
Во Франции производство выпускных учеников Сен-Сирской Школы лишено всякого ритуального торжества. Молодые люди разбирают вакансии по полкам, одевают штатское платье и едут в отпуск в ожидании приказа в «Journal Officiel» о назначении подпоручиков в такие то части. И все. У нас в Царской России была другая идея: производство юнкера в первый офицерский чин не исчерпывалось только устным экзаменом и объявлением о назначении в полк Приказом по Военному ведомству. Высочайшую речь и поздравления мы принимали как символ своего рода, посвящение в рыцари. Офицерское звание мы понимали как нечто почетное, священное и неотъемлемое (иначе как по суду)- на всю грядущую службу и всю жизнь и до гробовой доски. Нам давались права и преимущества, но одновременно накладывались и тяжкие обязанности чести, верности и совести. Не зря, в грустный период рассеяния по пяти частям света, в офицерской среде Зарубежья родилась мысль о необходимости Союзов и полковых объединений. Ибо единственное, что сохранила Зарубежная Русская масса в изгнании за Правду, потеряв Родину – единственные осколки, настоящей Великой и Славной встарь России – это ее воинские организации! Пусть презренные твари вроде Керенского и ему присных, называют это при случае: игрой в солдатики! Рыцарское посвящение из уст Царя –наша гордость, а их, поганцев, — вечное осуждение.
Выпуск 1910 г. Дядя Степан Александрович Куколь-Яснопольский, Петербург, Фонтанка 82. – Начальник по воинской повинности для всей России от Министерства Внутренних Дел. Старая княжна Нина Сумбатова – троюродная сестра тети Мани (К-Я). Пошел прогуляться по Невскому. На Садовой нашел открытым магазин Леонарди и купил себе безопасную бритву Gillette в серебряной оправе- помню, что заплатил 10 рублей. Тогда эти бритвы только входили в моду. Судьбе было угодно сохранить мне эту бритву и … по сей день. Я берегу ее как реликвию незабвенного прошлого…
Дядя Степан пригласил пообедать с ним на Морской в «Hotel de France». Дядя интересно рассказывал мне про свои сибирские впечатления. Как он был на китайской границе и осматривал Буддийский монастырь. Отлично закусили.. выпив на последок кофе с ликером “Curagao Grand Marnier”. Тогда я к 9 часам отправился в «Летний Буфф» на Фонтанке, рядом с Константиновским Училищем у Обухова моста. Это было заранее условленное место сбора группы товарищей: были Видишев, Голенкин, Чупин, Гриневич, Богданов, Бессарь и еще кто то- всех не припомню уже.. Заняли столик, заказали ужин и обильную выпивку и слушали оперетку «Шла Гейша». В известный момент к нам присоединились еще Михайловцы и с ними букет веселых, но легких созданий…, было три столика рядом. Компания веселья и чувствовали себя непринужденно! По окончании оперетки, часов в 11 с лишним, вышли из Буффа и взяли три таксомотора, посадив туда и милых собутыльниц. Поехали в «Аквариум» – там опять открытая сцена и другие «аттракционы». На сей раз уже пили только шампанское с миндалем. Вспоминаю, что бутылка ставилась в счет по… 25 рублей- явно, что рестораны пользовались случаем.. Нагрузившись порядочно, опять катались на «такси» — куда ездили точно не помню уже. В конце концов – часа в 3 ночи я очутился на Лештуковом переулке, совсем недалеко от угла Фонтанки, где была квартира дяди Степана.
Помню, как мы с Бессером, Видишевым и Голенкиным попали в квартиру одной … из главных собутыльниц. Там была обстановка… уже совсем непринужденная… нас ожидали с черным кофе с ликерами другие веселые создания… Наконец, оставив по разного рода «этапам» прошедшей ночи не мало золотых монет….сколько? Хоть убей не помню.. Я вернулся в 6 часов утра на квартиру дяди Степана пешком – было едва две минуты ходу и завалился спать на диване гостиной, где мне была с вечера приготовлена постель. Однако к 10 часам надо было ехать в Училище – предстояло нанести визит Начальнику Училища, получить от адъютанта нужные документы. Процедура визита была упрощена тем, что в канцелярии мы расписывались на заранее приготовленных «служебных билетах», заменявших для высшего начальства обыкновенные визитные карточки. Затем получили револьверы Нагана и все наши документы, начиная с корпуса – метрику, свидетельства об окончании корпуса и все прочее, также и училищный аттестат. Затем отпускные билеты на 28 дней и предписание явиться в бригаду к такому то числу. Сверх этого свидетельства на право «офицерского билета» по железным дорогам, т.е. по тарифу 3 класса иметь билет 2 класса. Все мы до прибытия в части – числились в прикомандировании к училищу. Отбывая в отпуск, оставляли рапорты Начальнику училища по сему поводу. Если офицер не хотел воспользоваться отпуском , то имел право еще месяц жить в Училище, на полном довольствии юнкерской столовой. Это тоже старая традиция. Правда, таковых почти не было- все разъезжались не позже трех-четырех дней».

Выписка из тетради N V. Письмо Михайловца к другу юности Михайловцу.
«Алжир, город Сетиф 22 мая 1949 года.
Воистину Воскресе. Глубокоуважаемый и дорогой Александр Николаевич*.
Я был до слез растроган получив сегодня (в день Николая Угодника) Ваше милое письмо. Искренне сердечно благодарю Вас за добрую память и внимание.
38 лет! Шутка ли сказать! Ничего не знали друг о друге! Сколько воды утекло под Литейным мостом на Неве! Сколько грозных и глубоко трагических событий прошло за этот срок у нас всех перед глазами! Куда развеяла судьба старых Михайловцев?! Да и сколько их еще в живых осталось? Вероятно – немного.

Нигде в мире нет такой артиллерийской школы, как наше Михайловское училище и академия. Нет такой организации военно-учебного заведения, где совмещался бы с такой полнотой цикл нужных артиллерийских знаний. 1) Курс высших общеобразовательных наук – математика, физика, химия …2) Курс наук чисто военных – артиллерия, тактика, фортификация и пр. 3) Строевой курс: прохождение всех уставов на практике в строю батареи с многочисленными стрельбами на полигоне и маневрами.
Во Франции, например – а французы особенно бахвалятся своей артиллерией – комплектование офицерского состава весьма «разнокалиберно». Очень маленький процент выпускается из Политехнической Школы- в ней проходят только математические науки в 2 года, правда по очень строгому конкурсу для приема. Затем они специализируются в Фонтенбло – нечто вроде нашей офицерской школы стрельбы – всего один год! Лучшие ученики оставляются при школе для научной подготовки, нечто вроде нашей академии- остальные идут в строй – будущие командиры батарей и дивизионов. Громадный же процент младших артиллерийских офицеров, во Франции, выходит «из строя» т.е. из фейерверкеров, прошедших один год артиллерийскую Школу в Пуатье – курс часто строевой подготовки. Этих офицеров весьма слабая в смысле общего образования- обычно шестиклассный диплом колледжа – это даже не аттестат зрелости. Математика не дальше основ тригонометрии. Только последние годы стали требовать от кандидатов “baccalaureat”, т.е. полный курс колледжа (с дополнительным седьмым классом) и то, эти господа имеют только элементарные сведения например, из аналитической геометрии, а о высшем анализе они и не слышали – это привилегия «политехников». Обычно господа из Пуатье дальше капитанского чина не идут в мирное время- т.е. то, что у них «во время оно» — было для «шмаргонцев» (окружное юнкерское училище). Во Франции, да и в других странах – нет единообразного образования и воспитания артилл. Офицеров – есть ограниченная элита, а остальной кадр – весьма «полуграмотный»….

Тунис. Между прочим: я начал «оперировать» на съемках с конца 1921 года в Тунисе вместе с Добрышиным IV отделения – он был в Академии, но не успел ее кончить. До училища он был студентом математиком и знал ее блестяще, а вот по чертежной части был слаб. Он остался в Тунисе, я потерял его из виду с 1925 года, когда имел место топографа в Kairouan. Тогда же я встретился и с Яшей Садовцом- мы с ним служили год в одном учреждении и жили в одном доме. Яша, как кончивший Академию, занимал должность инженера в частном предприятии и специализировался по железо-бетону. Видел я его последний раз в 1926 году в Тунисе, куда ездил венчаться в Православную Русскую Церковь уже из Алжира, куда я перебрался в “Ponts et Chaussees” в конце 1923 года. Яков Кондратьевич был у меня шафером – он был тогда «соломенным вдовцом» — разошелся с первой женой и собирался жениться вторично – что и совершил год спустя. Но с этих пор я потерял с ним связь. Говорили мне, что он перешел на шахты в южный Тунис. До училища Садовец учился 3 года в Горном институте. Добрынин и Садовец – это единственные Михайловцы нашего выпуска, которых мне пришлось видеть в эмиграции- да и тех я потерял из виду более 20 лет тому назад.
В Париже я был дважды: в 30-м году и в 33-34 гг- ни одного михайловца выпуска 1910 так и не встретил, хотя одно время посещал собрание Союза артиллеристов. Имел случай только раз побывать у Николая Тимофеевича Беляева – нашего химика, он встретил меня очень радушно. Беляев был тогда профессором металлургии в Англии, но жил обычно, в Париже. В Париже я достал альбом видом училища; переснятые clichés старого альбома издания «Михайловцы», в несколько уменьшенном формате размера открытки. В этом альбоме только часть прежних видов – но все же 16 фотографий. Снимки сделаны до нашего прибытия – примерно 1905-1906 г.г. Эпохи дополнительного курса. Часто показываю французам и они поражены роскошью нашего «Белого зала», да и вообще грандиозным размахом училищной жизни. Да, есть что вспомнить и есть чем нам гордится! …
Слышал я, что большевики развели, как грибы, разного рода «арт-школы»… но конечно, выпускаемые оттуда красные «офицеры» в лучшем виде подходят, пожалуй, к нашим подпрапорщикам. Учат их там больше «политграмотности» чем математике. Говорили мне приехавшие «беженцы» Ди-Пи из бывших Лимитрофов, что грубость и хамство красных лейтенантов, майоров и полковников просто неописуемы.. Нацепили погоны, сохранив красную звезду на кокарде и думают, подлецы, прохвосты, что они действительно стали офицерами! «Тех то щей, да пожиже влей» как говорили у нас на Руси в доброе старое время! Но, видимо, всему господь поставил сроки – знаем мы, что недовольство в СССР растет стихийно, власть это чувствует и кончно, никому больше не доверяет, кроме НКВД. И «патриархи» и «погоны» и «министры» — все это только в порядке очередного «НЭПа» сущность же и конечные цели поганой власти, конечно не изменились и никакая эволюция при сохранении основ марксизма невозможна. Жалею я наивных эмигрантов, поверивших в эволюцию и добивавшихся советского гражданства в надежде вернуться домой. Пока у власти большевики – «дома» у нас в России, нет и быть не может.
Для полноты сообщаю Вам мою краткую автобиографию за почти 40 лет.
Вышел я из училища, как Вы может быть помните в 25-ую бригаду в Двинск. Со мною вместе туда были выпущены Видишев, Санников и Турцевич – последний из I батареи. Кроме нас трое константиновцев: Ивашенцов (I батареи), Кушке и Николаев (II батареи).
В начале войны 14 года оставались: Видишев, Турцевич, Ивашенцов и я (адьютантом I дивизиона), остальные уже перевелись в другие округа: Санников ушел в 18-й мортирный. Хорошая была наша бригада! С теплым чувством ее вспоминаю. 4-я батарея была участницей Бородина! Все батареи имели Георгиевские трубы за японскую войну. Начали мы войну в Восточной Пруссии в 1-й армии Ренненкампфа. Весною 1915 года я был эвакуирован в Петербург по болезни – острый суставный ревматизм. Лечился грязями в Саках и Евпатории до декабря 15 года. По возвращении поступил я на формированье нового рода оружия – броне-автомобильных отделений.
Бронечасти. В начале 16 года прошел 3-х месячный курс в Военно-автомобильной школе в Петергофе. С мая попал опять на фронт в 33-й авто-броневой взвод на пушечную машину Гарфорд (3” пушка и 3 пулемета). Орудие типа горного так называемая противоштурмовая 1910 года с глицерановым компрессором и воздушным накатником системы Путиловского завода. Хотя я переменил форму (серебряный прибор при малиновых кантах и бархат на околыше, но продолжал до конца числиться в своей бригаде – т.к. броне-части существовали до конца войны по временным штатам. Все офицеры числились в прикомандировании. Подобно летчикам мы носили кортик вместо шашки и темно-синий китель вроде морского (и то и другое у меня еще сохранилось). Серо-синие галифе и черные обмотки при шнурованных башмаках. Шпоры пришлось снять.
В начале 17 года я был назначен командиром 33-го броне-отделения, произведенный в штабс-капитаны в 16 году за выслугу лет. Ускоренным цензом я так и не воспользовался из-за болезни и почти годового отсутствия на фронте. Так в этом чине уже 32 года состою. Был представлен за боевые отличия в капитаны, но представление затерялось в большевистском перевороте. А производство Добровольческой армии я не считаю нормальным и правильным – слишком много было уродливых примеров, когда прапорщиков 16 года в 19 году «выводили» в полковники и даже в генералы!
Горжусь своим последним чином Высочайше мне дарованным 8 июня 1916 года.
В 1917 году попал на Галицийский фронт в XI армии. Пришлось воевать в тяжелых условиях «ударных частей – наши солдаты еще прекрасно сохранили дисциплину и боевой порыв- вот нас и посылали во все опасные места. Пришлось прорывать фронт австрийцев под Конюхами, а затем с кавалерией Врангеля прикрывать беспорядочный отход армии на границу к Волочиску через Тарнополь. 7, 8, 9, 10, 11 июля были для меня ужасными днями! Мои машины не выходили из боевой линии арьергарда- мы поддерживали забайкальцев и германская артиллерия нас расстреливала как подвижные мишени (по моему Гарфорду сосредоточено было 6 батарей – 4 легких и 2 гаубичных – авангард 3-й германской гвардейской дивизии). Это продолжалось от зари до зари весь день 8 июля. Чудом Божьим не было никакого прямого попадания, машина только покачивалась от близких разрывов (в аршине от колес разорвался снаряд, но по редкому счастью, разрыв был не полный). А пехотные цепи немецких гвардейцев я отражал пулеметами на 200 шагов и картечью. Был контужен в голову (не очень серьезно) и оглох на левое ухо. Потери мои были: — ранены 2 младших офицера, 6 нижних чинов и 1 убитый. Просто чудо, такие потери в такой обстановке!
Награды. Получил потом и нравственные удовлетворение – Орден Святого Георгия 4 степени по единогласному постановлению Думы XI армии от 25 сентября 1917 года. Один из моих младших офицеров получил также Георгия, а другой Георгиевское оружие. Забайкальские казаки дали нам весьма лестные письменные показания для Думы. Надо отдать должное: спешенные сотни дрались как львы, на моих глазах бросались в штыковые контр-атаки на немцев, подпуская их на 100-150 шагов. Прости господи! Но и мы душегубствовали во всю – немцев навалили многие сотни в колосящихся полях, по обе стороны шоссе Езерки-Тарнополь.
Машин у меня было 3: пушечный Гарфорд (8 тонный) и 2 пулеметных «Остина» — 3х тонных. Октябрьский переворот был концом моей службы в старой армии. Мои машины были предательски захвачены «Ревкомом» врасплох, хорошо еще команда была разоружена и частью арестована. Мне удалось избежать ареста после резкого разговора с комиссарами (еще кадровыми офицерами, к стыду нашему), но мне посоветовали поскорее исчезнуть- иначе мол, посадим в «Чеку».
Я уехал из Двинска (по фатальному совпадению мой город по мирному времени) 28 ноября 1917 года якобы в отпуск, из которого, конечно, не вернулся. Солдаты и офицеры мои также разъехались по одиночке. Славное отделение перестало существовать, но большевикам не служило; это мое утешение на всю жизнь. Из орудия я вынул стреляющее приспособление и утопил в колодце, также как и все запасные части. Взорвать машину, увы, не удалось – нападение было слишком неожиданно – стремительное. Нас, на квартирах, окружил батальон и 2 бронеавтомобиля другого отделения (передавшегося «ревкому» после ареста своих офицеров), навели пулеметы в окна и подъезд дома, где мы квартировали. Пришлось сложить оружие – зря губить своих людей я не хотел. А наша 25 бригада кончала свои дни на Румынском фронте- была разоружена румынами- личный состав разбежался кто куда.
Встречал я потом в Добровольческой армии подпрапорщика, фельдфебеля 1-й батареи и больше никого не встречал с тех пор. Да и основной офицерский состав за годы войны постепенно обновлялся- производились в штаб-офицеры, получали батарею в новых формированиях, а в бригаду прибывали прапорщики ускоренных выпусков. За всю войну было 2 офицера кадровых убито. Многие были ранены, но несерьезно. Ни одно орудие не было потеряно в боях. Куда делись наши серебряные трубы? Не знаю, кажется сдали в Москву в Грановитую палату еще в 15 году после подхода фронта к самому Двинску. Из бывших сослуживцев встречал я двух в Париже, но константиновцев. А родные михайловцы как вводу канули. Слышал, что мой лучший друг по училищу, а потом по бригаде Влад. Влад. Видишев погиб в Петербурге – вероятно попал в «Чеку». От Седовца я узнал, что Еремеев и Чупин служили у большевиков уже с 1918 года. Помня характеры того и другого считаю это вполне возможным, особенно Чупин – маменькин сынок и шкурник. Встречал я его еще в начале 16 года в поезде на Ораниенбаум – многие офицеры Кронштадской крепостной артиллерии пошли добровольно в новые тяжелые дивизионы, — а «Вася» отлично устроился адъютантом 1-го полка и цинично мне сказал, что он не такой дурак, чтобы идти на фронт! Бесера я встретил как то в феврале 15 года в Варшаве- он устроился старшим адъютантом в штаб корпуса (какого не помню) и ведал наградной частью.. вероятно себя не забывал.. носил уже обще-штабную форму…
В эмиграции, Франция. Попова Н.М. я видел мельком в Севастополе в 20-м году – он уже был тогда генералом. Другого генерала встретил в Париже в 30-м году. Это был Тарачков (с черной бородой) старший офицер 1 батареи. Он служил у Ситроена по контролю счетчиков на такси в одном гараже. В Союзе артиллеристов в Париже было крупное преобладание константиновцев- если не считать председателя князя Эристова (наш михайловец, но значительно старше нас)- командовал 1-й Его Величества батареей Лейб-гвардии конной артиллерии под Каушеным. И генерала Репьева – старого михайловца. Последний не так давно умер в Париже. Князь Эристов жив кажется еще. Знаменитый Ипатьев давно уже в Америке- видимо там процветает, как мировой ученый. Недавно праздновали его 80-е летие…
Ведь мы с Вами встречались раз в Севастополе в августе 20-го года. Вы кажется, служили тогда в арт. управлении. Встреча очень краткая м.б. ¼ часа на улице – я тогда уезжал на фронт перед последней Каховкой.
Да, вспомнил еще, встречал Евгения Тарабурда под Царицыным в 19 году и после эвакуации Новороссийска на госпитальном пароходе «Владимир». Он чуть не умер тогда от последствий сыпного тифа.

Белое движение, танки. Продолжаю свою биографию: 18 год я провел на Украине, в своей родной Курской губернии в имении. Месяца 3 служил в Киеве в Панцырном дивизионе у Гетмана (Скоропадского), который формировал мой бывший командир XI бронедивизиона генерал Новиков. В декабре уехал из Харькова в Одессу и оттуда в Новороссийск и Екатеринодар. Там встретил многих старых сослуживцев – броневиков и с апреля 19 года формировал II отряд танков, прибывших из Англии с английскими инструкторами. Отряд исключительно офицерский- боевая часть, а солдаты – команда вспомогательная. Имел 3 тяжелых танка. С ними воевал весь 19-й год: был под Царицыным, брал с ними Курск (свой родной город) и Орел. К концу года заболел ишиасом и был эвакуирован в Пятигорск к моменту потери Ростова. Мой заместитель загубил отряд под Ростовом – танки были брошены на берегу Дона, команду пешком перебрались по льду. Железнодорожный мост, видимо был забит составами и им воспользоваться не могли ..или не сумели.
Когда началась эвакуация Северного Кавказа из Пятигорска доставили санитарным поездом в Новороссийск, но тогда я заболел еще сыпным тифом и только отболев попал все таки на пароход «Владимир» полу- больным, едва тянул ноги. «Владимир» отвез нас сперва в Константинополь, затем в Салоники и на Лемнос. Я совершенно поправился и 24 мая 20 года тот же пароход доставил меня обратно в Севастополь.
Крым и Каховка. Лето я провел в Севастополе и частично в Мелитополе, где наблюдал за ремонтом автомобилей в передовой мастерской. В августе получив вновь сформированный V-ый отряд тяжелых танков с ними и отправился, в конце сентября в Перекоп по железной дороге, а оттуда походом на Каховку в распоряжение Корпуса генерала Витковского (сменившего Слащева). Там собрался весь дивизион- 15 танков.
В начале октября было последнее и фатально-неудачное наступление на Каховку 13-й и 34-й дивизии. Ночную атаку начали на рассвете (пехота опоздала) вышел дневной бой, красная армия нас разделала «под орех». Танки пылали как свечи, потери были громадные, почти 50%. Я был ранен в руку и ногу мелкими осколками гранаты, но легко и после перевязки остался в строю. Пришлось с офицерской ротой Брестского полка идти в штыковую контратаку. Мне, как командиру отряда в танках места не было и я действовал пешком (обещанной лошади от полка- как раньше мне всегда давали корниловцы или Дрозды в 19 году – на сей раз не дали!). И вот пришлось бежать «на ура» с револьвером и палкой в руках. По счастью красноармейцы бежали от нас, как зайцы; мои танки чистили в это время их тылы. В результате из 4-х танков я потерял два, подбитых прямыми попаданиями 42 линейной пушки. Большая часть команд погибла, раненые видимо сгорели в машинах. К вечеру началось отступление к Перекопу. 13-ая дивизия генерала Ангуладзе дралась хорошо, но 34-я отступала в полном беспорядке, обнажая наш правый фланг. Прорыв кое-как «задраили» 2-мя эскадронами и моими 2-мя танками, из которых один был уже поврежден – мотор действовал с перебоями и грелся как самовар. Дивизия! – это чисто условный термин, ибо полки насчитывали едва 400-500 штыков! Офицерская рота Брестского полка имела …ровно 30 штыков.. в начале контрудара + я тридцать первый «любитель сильных ощущений». Это был мой последний бой на Родной земле. Богу не угодно было дать нам победу – хоть долг мы честно исполнили до конца по мере слабых сил «2-го корпуса Русской Армии» как официально нас называл Врангель.

После отвода остатков танкового дивизиона к Джанкою, мой V-й отряд был расформирован и я отправился в Севастополь, ожидая нового формирования – на сей раз уже броне- автомобильного отряда из бывшего запасного дивизиона – резерва бронемашин. Так я и не участвовал в последнем бою на Перекопе, после которого решена была полная эвакуация Крыма.
Исход. 1-го ноября я погрузился с 2-мя моими сослуживцами на старый линейный корабль «Георгий Победоносец» (некая ирония в совпадении имени корабля с грустной обстаеновкой!) и с ним попал сперва на Галлиполийский рейд, а затем в Бизерту к 1-му февраля 1921 г (по старому стилю).

Галлиполи, Бизерта, Тунис. Был добровольно зачислен в команду на роль «фельдфебеля машинной роты». Пришлось нести вахты и наблюдать за топкой котлов на походе. А на якоре я имел чисто административные обязанности и в Галлиполи и Бизерте был помощником ревизора как переводчик французского языка. И так судьба заделала меня ..моряком! (см. выше как мечтал поступить в Морской Корпус). Правда имел отличную офицерскую каюту, где можно было жить чисто, без вшей, но более приходилось стирать самому (в умывальнике была горячая и холодная вода вдоволь). Питался из матросского «камбуза». В Галлиполи было голодно, а в Бизерте хорошо и даже обильно! В Бизерте я «списался на берег» и начал искать работу – на первое время было трудно: — работал я и конюхом на казенном конном заводе и рабочим по проводке телеграфных линий. К осени 21-го года устроился, наконец, в частное общество топографом, где и встретил Садовца.
Весною 23-го года перешел в казенное учреждение “Travaux Publics” и осенью того же года по рекомендации Садовца перекочевал в Алжирию, где уже прочно устроился в “Ponts et Chaussees”. Наша «лавочка» ведает и шоссейной сетью и всеми портовыми и гидро-техническими работами, главным образом съемки и изыскания, составление проектов. Сами-же работы обычно делают подрядчики под нашим контролем. Как иностранец я числюсь «agent aufiliere» – т.е. не штатным, но отношения прекрасны и в смысле оплаты. Я не ставился никогда ниже французов. В 26-м году женился. В 31-м поехал по контракту в Западную Африку, в Bamako (читать по французски) на Нигере. Там работал 2 года землемером. Условия там были прекрасные в смысле оклада, но климат уже слишком тяжелый – жили мы на 12-м градусе северной широты. Вечное, знойное лето, а периодами ужасные тропические грозы и ливни. Каждый день принимали хину, т.к. лихорадки были там очень опасны. Но жили с большим комфортом: искусственный лед, электричество, казенная меблированная квартира (вилла) чернокожая прислуга, негры отличные повара и прачки. Жили – по барски, а не по беженски. Пришлось делать интересные турне в африканские дебри (автомобилем м пароходом по Нигеру), где ходят на свободе львы, гиены и прочие звери. Нигер изобилует и рыбой и крокодилами. Масса обезьян и красивейших разноцветных птиц – особенно попугаев. Жизнь стоила гроши, а заработок в три раза больший, чем в Алжире. Думал уже откладывать капитал на старость лет, но вот стряслось горе: к 33-му году во Франции начался острый кризис: всюду сократили казенные кредиты и контракт мне не смогли возобновить на следующее двухлетие, после 6-ти месячного отпуска во Франции на отдых. Раньше всегда так делалось. Заплатили мне премию (3-х месячный оклад) обратный проезд в Париж и все…
Хотел вернуться обратно в Алжир, да и там туго было с кредитами в Ponts et Chausses – шли массовые сокращения персонала.

Франция и Парагвай. Прожил я год в Париже в поисках работы по специальности и весной 34 года соблазнился пропагандой Беляева (брат нашего химика- насколько второй умен, настолько первый – Иван Тимофеевич – глуп) и поплыл я в Южные тропики в пресловутый Парагвай! Оставив, правда, жену во Франции т.к. решил раньше осмотреться, чем перебираться окончательно. Жена имела работу в Детском Доме Герцогини Лейхтембердской в Нижних Пиренеях (недалеко от Биаррица). Пробыл я целых два года в Ассунционе (столица Парагвая). Застал там очень милую русскую колонию из старожилов, многие туда еще в 20 годах переехали из Югославии и некоторые специалисты отлично устроились между прочим военный инженер Шмагайлов – наш михайловец выпуска 1906 года из дополнистов 2-й батареи. Человек очень милый и весьма талантливый архитектор. В Парагвае считался большим «спецом» и сделал хорошее состояние. А Беляев оказался дурак дураком, большой брехун и фантазер. Скольких русских он ввел в «невыгодную сделку» обещая золотые горы в Парагвае, а в результате они попали в бедственное положение!
Работал я там некоторое время в Муниципалитете по рекомендации Шмагайлова по нивелировке городского плана, но бросил – платилои гроши и даже задерживали плату, а я мог на 200 франков французских в месяц жить свободно, пользуясь выгодным разменом валюты на совершенно обесцененном песо (тогда шла у них война с Боливией, крайне разорительная для бедного Парагвая – самая захудалая страна во всей Южной Америке).
Убедившись, что Парагвай дело дохлое, я весной 1936 года поплыл обратно во Францию – пока франки еще были. Научился немного говорить по испански, но не очень, т.к. все время своего пребывания там пользовался русским и французским языками. Испанский текст газет уже читал свободно, а вот в разговоре все сбивался на французскую этиологию; настоящая испанская очень разнится от французской. Кстати сказать: общность латинских корней далеко не означает общность построения фраз… Например, в испанском языке – не два, а четыре вспомогательных глогола в сложном времени…
Пишу Вам эти подробности если придется Вам м.б. из Германии переселяться в Аргентину. Последняя – страна богатая – но народ там – жулики и бандиты – предупреждаю Вас. Обещают много, а как дело до получки – приходится в суд обращаться порою! Вообще- Латинская Америка – край далеко не симпатичный, культура – только показная, а на деле грубость и костность чисто испанская! Да еще худшей части испанского племени – бандитов и анархистов! Постарайтесь, если сможете, попасть в Северную Америку – это совсем иная «эссенция».. по словам русских, знающих об Америке.
Вернувшись во Францию в конце мая 1936 года, я застал там уже хороший экономический «климат», поехал в Алжир и вновь поступил на старое место в Ponts et Chausses. Был очень рад такой развязке – и работа была хорошо известная и язык знаю как свой и отношение начальства прежнее – благожелательное. Жена оставила службу в Детском Доме и опять поселились семейным домом после своего рода «развода» двухлетнего. Теперь уже не разлучаемся, кроме периодических моих командировок по службе на полевые съемки, но тогда я получаю еще особые суточные деньги!
Вот Вам моя краткая биография.
Мой дед, Адриан Михайлович Борщов в чине капитана Л.Гв. Конно-Егерского полка состоял адьютантом генерала Потапова еще до 1825 года и после этого события (бунта) был переведен за отличие в Лейб-Гваридии Гусарский полк с переименованием в ротмистры и с оставлением в прежней должности «адъютанта» Главного штаба Его Императорского Величества – так гласит дедовский послужной список (за 1848 год), который я свято храню по сей день как и отцовский и мой собственный.

Отношение к СССР. Было бы хорошо создать Обще-эмигрантский союз (или объединение) бывших воспитанников училища и слушателей академии. Сейчас в Париже организуется Эмигрантский, Национальный Союз – это благое начинание – ибо события близятся и нам нужны общепризнанный орган всей Национальной и антисоветской эмиграции. Дело в том, что Америка, Англия и даже Франция этому сочувствуют и (пока негласно) и содействуют. Это эмбрион будущего Правительства Свободной России на случай войны Западного Блока с СССР. Таковые правительства уже намечаются для Болгарии, Югославии, Венгрии, Румынии, Польши и Чехо-Словакии. Это решение американских военных кругов. И это факт, а не мечта только. Национальный Союз уже существует в Америке – все должно слиться воедино и наше Михайловское объединение войти туда звеном. Многие раньше говорили, что военные должны избегать политики. Это абсурд, т.к. все наше пребывание в эмиграции есть уже чистейшая политика протеста против большевиков.
Кончаю слишком объемистое послание- буду надеяться не последнее.
Крепко, крепко жму Вашу руку, дорогой Александр Николаевич, и остаюсь искренне преданный и готовый к услугам.
Адриан Борщов.»

22 ноября 1952 года в 3 часа дня после тяжелой операции – ампутации левой ноги выше колена- это благороднейшее сердце перестало биться… Мир Праху Его…

Воспоминания, сочинения, архив.
Официальная опись личного архива. Дневники.
I тетрадь. Воспоминания о родном Первом кадетском корпусе.
Глава XXXVI «Семейной хроники» Адриана Воиновича Борщова.
1900 год. 26 августа «День моих именин», после гимназии в 1-й класс корпуса
Часть третья. «Отрочество и юность»
1 отделение. К 7-у классу дослужился до «вице-унтер-офицера»
II тетрадь «Мои воспоминания о родном 1-ом кадетском корпусе» 1900-1907 гг.
Продолжение главы LXIII
Первый лагерный сбор в Михайловском артиллерийском училище. Красное Село. Июль 1907 года.
Мои воспоминания о Михайловском артиллерийском училище. Первая зима 1907-1908
IV тетрадь. Смотри выше.
V тетрадь.
Часть четвертая. «Зрелые годы и офицерская служба в мирное время»
— про убийство Столыпина
— юбилей войны 1812 Доклад к 100-летию.
— переезд в новый лагерь в 1912
Глава XXXII «Больше ничего не написано… Смерть помешала докончить задуманное… писал ведь, почти до последних дней жизни…
Для Вестника Общества Русских офицеров артиллеристов за рубежом. Было напечатано в 1949 году в июне.
«Из прошлого родной бригады». Алжир, июнь 1949
Состав бригады на Первую Ммровую войну.
Копия письма А.Н. Автобиография, гражданская война.
Тетрадь (без номера). Доклад.
Прочтен на Собрании Русской колонии в городе Бон (Алжир) 11 сентября 1937 года.
Адрианом Воиновичем Борщовым. Шт.кап. Артиллерии 25-й бригады (Двинск).
Кадет 1 корпуса выпуска 1907 года. Портупей-юнкер Михайловского артиллерийского училища выпуск 1910 года.
Участник Великой войны 1914 года и гражданской. Георгиевский кавалер.
Часть 1. Суворов в освещении современной Военной Мысли.
Часть 2 продолжение. Доклад на собрании русской колонии города Бон (Алжир)

Письма Борщову Жебровского В.М.** 1949-1959 из Мюнхена, лагеря Ди-Пи.

— История 25 арт. бригады в Первую Мировую войну, сражения в Восточной Пруссии
— 5-я конная артиллерийская батарея в гражданскую войну

* Александр Николаевич
** Жебровский Владимир Матвеевич

продолжение следует…