Февральская революция 1917

Архивы Русской Эмиграции и «Военной Были» в Париже. Электронная книга.

Про февральскую революцию 1917 года и падение монархии в России написано много, но первоисточников, воспоминаний очевидцев очень мало. Всем известны воспоминания генерала М. Алексеева, историкам известны и мемуары полковника Б. Сергеевского. К этим свидетельствам мы добавляем ранее неизвестные рукописи генерал-лейтенанта П. Кондзеровского. Многие знают про его труды «В Ставке», но оказывается было и продолжение, сохранившееся в Архивах Русской Эмиграции и «Военной Были» в виде рукописи, которую мы и начинаем публиковать, без цензуры как слева так и справа. Кому то она понравится, кому то — нет, но это — исторический документ. Личность генерала Конзеровского настолько внушает доверие, что обвинить его в субъективном освещении событий трудно.

Февральская революция 1917 года и отречение Государя

П. Кондзеровский.

Начало конца

Монархический строй колебался. С каждым днем становилось все яснее и яснее, что приближается неизбежный конец. Это видели не только граждане, испытывающие на себе всю тяжесть архаического царского режима, но это сознавали и на верху. Правде не все, стоявшие у власти, могли ясно отдать себе отчет во всем происходящем. Кто из них раболепствовал или закрывал глаза, лишь бы только получить какую-нибудь лишнюю побрякушку, кто упоенный своим величием, не видал ничего кроме себя и хотел дать себе труда, вникнуть в ту тяжелую трагедию, которую переживала страна и весь русский народ.
Но среди царедворцев, среди золотой пустоты, окружавшей царя, иногда просыпалось сознание действительности. Случайная газетная заметка или рассказ невоздержанного посетителя на минуту открывали им глаза, перед ними вставали кровавые призраки 1905 года, и они в ужасе бежали к государю, чтобы открыть ему глаза.
Государь выслушивал рассказ, устремивши взор куда то вдаль, иногда хмурил брови и, в лучшем случае, говорил: «Хорошо, я подумаю». Но, конечно, через 5 минут он забывал этот разговор и о благе народа он совершенно не думал. Тот же царедворец, который дерзал нарушить покой своего повелителя, подвергался опале. Вернее, псы, охранявшие покой Государя, начинали скалить свои зубы на попытавшегося открыть царю глаза, особенно усердствовал Воейков. Но все же тяжелое положение, переживаемое страной, заставляло все чаще осмеливаться говорить с царем. Протопресвитер Отец Шавельский, еще 17 марта 1916 года, указывал на необходимость реформ. Он говорил о народном гневе, ожидающем царя, он говорил о той невозможной атмосфере, которая создалась при дворе, благодаря Распутину и другим подобным проходимцам.
Царь мрачно выслушал его, ничего не ответил и с этих пор избегал встреч с духовником. Однако 6 ноября Отец Шавельский вторично заговорил с царем, убеждая его открыть глаза на происходящее. Царь молчал. На другой день царскому духовнику было предложено впредь таких вопросов не затрагивать, не вторгаться в семейную жизнь царя и не омрачать его безмятежной жизни глупыми сплетнями; причем был сделан очень деликатный намек на то, что беспокойного священника не трудно и удалить, заменив более угодным человеком.
Царедворец- священник, конечно, предпочел замолчать и ради сохранения почетного места отказаться от пастырского долга.
Однако, происходящее в стране беспокоило приближенных царя. Они трепетали за свое положение, за свою власть; глаза их открывались, они понимали, что протопоповщиной не спасти Россию, что Распутин ведет Россию к гибели, а Царя с его семьей к заточению. И что же тогда будет с царскими прислужниками?
И вот трепеща за себя, за свою судьбу, они в царской ставке, в конце прошлого года, за несколько дней до убийства Григория Распутина, собирались на тайное совещание, где обсуждают проект необходимых реформ. Там же составляется проект манифеста Царя к народу, который по их мнению, должен спасти положение. Текст проекта был по мысли авторов его, довольно либерален, но конечно, народ не мог удовлетворить.
«Тяжело испытание, переживаемое Великой Россией вследствие небывалой в истории героической борьбы доблестных защитников родины и ее верных соратников с сильным и коварным врагом», читаем в этом проекте.
«Тяжелы и лишения, ниспосланные провидением дорогому нашему сердцу народу. Но близится давно желанный час победы и торжества правды и справедливости, глубоко попранной жестокою Германией и ее союзниками. В эти решающие судьбы народов, моменты необходимо напряжение всех сил народных и превыше всего дружное единение всех верных сынов Державы Российской в стремлении принести на алтарь отечества свои силы и достояние.
Обращая наши помыслы к всеобщему обеспечению единения всех наших верноподданных в доведении настоящей войны до скорейшего и победного конца признали мы за благо образовать Совет Министров из лиц, пользующихся общественным доверием, для чего повелеваем Председателю Государственной Думы собрать совещание из товарищей Председателя Думы с секретарем и его товарищей, а также из членов Государственной Думы, являющихся представителями отдельных думских партий, и о лицах, кои будут указаны сим совещанием, представить нам доклад.
Озабочиваясь также принятием наиболее действительных и решительных мер к обеспечении как армии, так и всего населения, к восстановлению правильного движения транспорта и снабжения необходимым топливом и материалами заводов, работающих на оборону, признали мы за благо учредить Министра Государственной Обороны, на обязанность коего возлагаем первейшим образом объединение всех мероприятий государственного значения, дабы деятельность различных органов управления была налажена в полной мере к служению армии для победы и изгнания неприятеля из пределов России. В видах достижения означенной цели Министру, то предметом его ведения, повелеваем подчинить все, без исключения, государственная (военная и гражданская), городские, земские, сословная и иные общественные установления, организации и должностных лиц и распоряжения коего исполнять как наши повеления. Ближайшим образом права и обязанности сего Верховного Министра определяются особым полномочием.
Независимо от сего, в ознаменование нашего искреннего и благожелательного доверия к высокому патриотическому подъему охватившему всех сынов России, и желая забыть хотя бы и тяжкую вину тех из них, кои , в неверном понимании служения ее благу или по легкомысленному увлечению молодости впали в преступные деяния государственные или против порядка управления, и тем предоставить им возможность принять участие в общей работе на защиту дорогого отечества, на одинаковых с остальными нашими подданными основаниях – объявляем прощение вины и полное помилование всем учинившим по сей день преступные деяния государственные или против порядка управления.
В твердом уповании на благость неисповедимого Промысла Господня обращаемся к Всевышнему с мольбою, да ниспошлет он нам и любимому народу силы покорно перенести ниспосланные испытания и да поможет нам в единении с народом привести войну к победоносному концу».
Сей проект остался проектом, он даже не дошел до Царя и его положили в письменный стол, в числе других бумаг…
В ночь на 17 декабря, был убит Распутин в саду особняка князя Юсупова, где пьяный Распутин в сопровождении Великого князя Дмитрия Павловича, князя Ф.Ф. Юсупова и депутата В.М. Пуришкевича, совершал прогулку после ночного кутежа, внезапно раздались револьверные выстрелы, сразившие Распутина. Один из столичный журналистов по поводу убийства беседовал с князем Юсуповым, желая выяснить, при каких обстоятельствах произошло событие.
На вопрос журналиста, кто именно, как и за что убил Распутина, князь Ф.Ф. Юсупов ответил:
— «Не время теперь разбираться во всей этой грязи. Распутин убит, и не все равно, кем и как. Перед Россией теперь великая задача победоносно окончить войну. Говорить о Распутине, это значит бередить незажившую рану и отвлекать от более важной задачи, которая поставлена перед Россией».
Далее Юсупов остановился на указании причин влияния Распутина . Эти причины, по его словам, кроются в силе гипноза и податливости той среды, в которой он оперировал.
— «Мне неприятно говорить о бывшей царице, — сказал Юсупов, потому, что мои слова могут быть истолкованы как месть за те преследования, которым она меня подвергала, — скажу лишь, что это человек – безусловно больной, она страдала религиозным умопомешательством. Разнузданно-развратный, в обыденной жизни , Григорий прикидывался святошей при дворе, создав из всей той компании, с царицей во главе, нечто вроде секты хлыстов».
— «Царь находился в состоянии двойного гипноза: он подвергался влиянию Распутина и непосредственно, и через царицу. На меня тоже влиял гипноз Распутина, но во мне, глубоко предубежденным против Григория, выработалась сила сопротивления. Часто встречаться с ним я не мог, потому что для этого нужно было участвовать в его недостойных кутежах. Он почти всегда бывал пьян.

На вопрос Юсупову, как нужно понимать клятву Дмитрия Павловича, что его руки не обагрены кровью, Юсупов ответил:
— «Не знаю, спросите его самого». И затем быстро переменил тему разговора, перейдя к характеристике Царя. Он сказал:
— «Николай – бесхарактерный человек, пал жертвой окружавших его сановников особенно много зла причинил Протопопов, который явился злым гением для Царя».
— «Попытки открыть глаза царю и царице, -продолжал Юсупов, делались еще в самом начале появления Распутина на горизонте. Моя мать еще 5 лет тому назад осмелилась предостеречь царицу от пагубного влияния Распутина, и в результате после этого ей пришлось посещение двора. Покончить с Распутиным было не так легко. Его влияние было огромно и вместе с тем он был мнителен и осторожен. Он, в буквальном смысле слова, читал чужие мысли и показывал такие фокусы, как отгадывание того, что у вас находится в кармане».
В заключении Юсупов сказал:
— «Убийство Распутина было результатом не заговора дворцовой партии, а решение нескольких лиц, самостоятельно взявших на инициативу устранения Распутина».
Убийство Распутина во дворце произвело впечатление разорвавшейся бомбы, все растерялись, заработал телеграф. Царица искала поддержки и помощи у своего мужа. Она ждала от него мести за убийство человека, на котором по ее мнению, держались власть и трон.
Вот ряд телеграмм, которые посылала Императрица Государю по поводу этого события и которые свидетельствуют о панике в царской семье.
17 декабря, в 4 ч. 37 м. дня Императрицей была отправлена срочная телеграмма в ставку Государя следующего содержания:
«Можешь ли ты послать Воейкова сейчас же. Нуждаюсь в его совете относительно нашего друга, который пропал в эту ночь. Мы продолжаем уповать на милость Божию. Феликс и Дмитрий замешаны. Аликс».
В 19 ч. 24 м. вечера ею посылается вторая срочная телеграмма:
«К.(Курлов) делает возможное. Пока ничего не найдено, остановили Феликса, уезжавшего в Крым. Хотела бы, чтобы ты был здесь. Аликс».
18 декабря, в 11 ч. 42 м. дня, в ставку посылается новая телеграмма:
«Пока ничего неизвестно, несмотря на расспросы народы. Надо боятся худшего. Устроено этими двумя мальчиками. Аликс».
В 3 ч. Дня опять телеграмма:
«Дай приказ Максимовичу от твоего имени запретить Дмитрию выезжать из дома до твоего приезда. Дмитрий хотел видеть меня сегодня, я отказалась. М(ы) специально замешаны. Тело не найдено. Аликс».
На следующий день, 19 декабря, в 1 ч. 50 м., в ставку была послана такая телеграмма:
«Благодарю за вчерашнюю телеграмму. Нашли в воде. Аликс».
23 декабря, когда Царь уже был в Царском, он посылает матери своей в Киев телеграмму, в ответ на ходатайство за Юсупова и Дмитрия Павловича».
«Благодарен за телеграмму. Дело будет прекращено теперь же. Целую. Ники».

Все делается, чтобы увеличить народное недовольство. Необходимые предметы для обороны изготовляются замедленным темпом. Уголь и металл не подвозились, на фабриках и заводах увольнения рабочих, в воздухе носились признаки полной разрухи. Протопопов метался из столицы в Царское и обратно, проводя в царской семье целые вечера. Среди рабочих масс начались волнения. Рабочие ясно сознавали, что дальше так продолжаться не может, они видели Россию на краю гибели.
Наконец, 23 февраля, когда в лавках, вследствие распоряжения Петроградского градоначальника Балка, исчез черный хлеб, толпа народа двинулась по улицам столицы, требуя хлеба. Народ спокойно, не нарушая порядка, двигался стройными массами с окраины к центру, крича, чтобы ему дали хлеба.
Никто не мог понять, куда исчез хлеб, но скоро все выяснилось. Оказывается, что вследствие приказания Министра Внутренних Дел, господина Протопопова, градоначальникам было сделано распоряжение, сообщенное всем хлеботорговцам, чтобы они отнюдь не выпекали больше указанной им нормы, а норма эта никоим образом не могла удовлетворить самых минимальных потребностей населения. Вследствие этого получалось, что в лавках была мука, а хлеба не было.
24 февраля с утра в городе было все спокойно. Но вот, около 11-ти часов утра, в фабрично-заводских районах стали собираться голодные рабочие, требуя, чтобы лавочники (дали) им хлеб.
Сначала все было спокойно, и лишь только в нескольких местах были разбиты 2-3 лавки, из которых торговцы отпускали с заднего крыльца хлеб своим постоянным покупателям. Полиция не вмешивалась, она держалась пассивно, получив от своего шефа соответствующее указание. Ей нужны были эксцессы народа, и тогда бы загрохотали приготовленные в Адмиралтействе орудия, затрещали бы расставленные по повелению Протопопова на крышах домов пулеметы, и столица утонула бы в крови. Вот что добивался Протопопов, чтобы удержать за собою власть.
Для противодействия населению в его законных требованиях были вызваны войска. Злой гений Царя, Протопопов думал, что появление казаков на улицах столицы озлобит граждан настолько, что они допустят какие-нибудь эксцессы, и тогда уж программа его будет выполнена без заминки. Однако, народ и войска прекрасно понимали программу царского Министра и никаких не только эксцессов, но даже определенных шероховатостей не наблюдалось. Войска приветствовались народом, казаки братались с рабочими, и все было мирно и тихо. Полиция совершенно исчезла с улиц, ни городового, ни околоточного не было видно на обычных постах.
Вечером 24-го состоялось экстренное бутафорское заседание совета министров яко бы по вопросу о мерах к облегчению создавшегося затруднения в делах снабжения продовольствием, в самом деле для самооправдания членов кабинета, делавших только вид, что они озабочены вопросом об облегчении положения народа.
Совещание происходило под председательством премьера князя Н.Д. Голица, инсценировавшего всю эту комедию, и при участии председателя Государственного Совета И.Г. Щегловитова, министров: военного М.А. Беляева, земледелия А.А. Риттиха, торговли и промышленности князя В.Н.Шаховского, путей сообщения Э.Б. Войновского-Кригер и морского, генерал-адъютанта И.К. Григоровича, товарища председателя Государственного Совета В.Ф. Дейтриха, гос. секретаря С.Е. Крыжановского и приглашенных председателя Государственной Думы М.В. Родзянко, товарища председателя Гос. Думы Н.В. Некрасова, секретаря Г. Думы И.И. Дмитрюкова, городского головы П.И.Лелянова и председателя губернской земской управы Е.И. Яковлева.
Совещание пришло к заключению о немедленной передачи заведования продовольственным делом в Петрограде Петроградскому городскому общественному управлению, но было уже поздно.
Принимая во внимание, что хотя в распоряжении Петроградского городского самоуправления и не имелось в наличности соответствующей организации, тем не менее совещание высказало, что предполагается предоставить городскому управлению назначить своих представителей для участия в распределении продовольственных продуктов и для надзора за выпечкой хлеба. Коль скоро Петроградское общественное управление получит возможность создать соответствующую организацию при городской управе, то тогда в ее заведовании и можно будет передать все ведение дела продовольствия столицы.
На совещании указывалось общественными представителями, что действующий закон, а именно положение об общественном управлении городом Петроградом, не предоставляет городской думе достаточных полномочий для урегулирования продовольственного вопроса во всей его полноте. На это представители власти сказали, что можно допустить изъятие из действующего закона, и представить городскому общественному управлению право введения карточной системы, и применения других способов для разрешения продовольственного вопроса, путем срочного издания соответствующих постановлений по продовольственному делу.
В заключение, экстренное совещание министров пришло к выводу, что в порядке думской инициативы следует внести в Государственную Думу законодательное предложение о расширении на время войны полномочий городских общественных управлений в смысле предоставления им права урегулирования продовольственного дела. Это законное предложение желали лишь внести, когда народ голодал, когда нужно было действовать, а не составлять законодательные предположения.
Между этим, при обсуждении вопроса о положении продовольственного дела в Петрограде, выяснилось, что в столице имеются вполне достаточно запасы ржаной и пшеничной муки в количестве свыше 460.000 пудов, и что столица в данный момент достаточно обеспечена хлебом.
Было также отмечено, что подвоз муки к Петрограду протекает в нормальных условиях, почему проявляемые столичным населением опасения возможности недостатка хлеба неосновательны. А хлеба все же не было и население голодало.
Одновременно с этим на улицах Петрограда было расклеено следующее провокаторское объявление главнокомандующего, генерала Хабалова:
«За последние дни отпуск муки в пекарни для выпечки хлеба в Петрограде производится в том же количестве, как и прежде.
Недостатка хлеба в продаже не должно быть. Если же в некоторых лавках хлеба иным не хватило, то потому, что многие, опасаясь недостатка хлеба, покупали его в запас на сухари. Ржаная мука имеется в Петрограде в достаточном количестве. Подвоз этой муки идет непрерывно».
Тихо, спокойно закончился день. Люди голодные расходились по домам. Все инстинктивно чувствовали, что армия не против народа, что солдаты не будут стрелять, что казаки не будут разгонять нагайками толпу голодных граждан, просящих хлеба.

Лейб-Гвардии Волынский полк и февральская революция 1917

25-го февраля с утра также было все спокойно. У лавок стояли обычные хвосты, полиция совершенно исчезла, местами лишь кучками стояли воинские патрули. Трамвай гудел и звенел, на первый взгляд казалось, что жизнь столицы идет обычным темпом. Но это только на первый взгляд. Стоило глубже всмотреться, прислушаться к пульсу Петрограда, чтобы предугадать приближение кризиса.
Заводы и фабрики бастовали. К 12-ти часам трамвай уже прекратил курсировать по городу. Снова появились на улицах толпы рабочих, двигавшихся с пением и требованием хлеба. Местами раздавались выстрелы, но по звуку ясно было, что это стреляют холостыми патронами.
Вот рассказ одного из волынцев (*):
«С утра в запасном полку говорили, что голодные люди вышли на улицу требовать хлеба. Был произведен «расчет» учебной команды, ее разделили на две роты и готовили повести на улицу.
Первой ротой командовал человек жесткий, язвительный, грубый, он умел оскорблять до слез даже старых солдат. За зеленые очки его солдаты звали очкастой змеей, а также злой ехидной. Солдатскими командирами были: фельдфебель подпрапорщик Лукин, взводные унтер-офицеры Василий Козлов, Федор Коноников, Михаил Марков, Михаил Бродников, Караев, Орлов, Губарев, Ильин, Борисов, Валюк, Кирин, Киреев и Кочергин, по прозвищу Мальт (?)
Во второй роте солдатскими командирами были: фельдфебель Тимофей Иванович Кирпичников, унтер-офицеры: Мирон Кирпичников, брат Тимофея, Зайцев, Плис и Сероглазов.
25 февраля, в 8 часов утра, вторая рота учебной команды получила приказ идти на Знаменскую площадь и оставаться там до 12 с. ночи, не допуская стекаться на площадь народ. Первая рота осталась в казармах, с тем, чтобы по первому вызову пойти к площади на поддержку ушедших.
В этот день вторая рота разместилась в домах по Гончарной улице: взводы сидели по дворницким и в каких то сараях, где жили в невылазной грязи китайцы-рабочие. Взводы весь день сидели голодные. Только кипяток прислали из полка, — кипятку было сколько угодно.
В 11 часов дня офицер вызвал роту на улицу. С Невского к Знаменской площади двигалась, медленно колыхаясь, темная поющая толпа, над ней развивались красные флаги.
Рота построилась против памятника Александру III. Топа шла. В стонущем гуле голосов слышались и приказания, и мольба: «Не стреляйте, неужто вы будете стрелять, братья!»
У многих солдат стояли слезы на глазах. Уже давно, с прошлого Рождества, говорили в полку, что больше нет сил, что никогда больше не поднимут винтовок против родного народа. Все давно уже знали, каким изменнически подлым гнездом было старое правительство, и давно уже многие бесповоротно решили, если придется, стрелять вверх, в воздух, но не туда, в рокочущую, родную толпу.
Офицер скомандовал, солдаты машинально взяли на изготовку. Фельдфебель Кирпичников обходил сзади роту и к каждому наклонялся и каждого товарищески предупреждал:
— Ребята, больше думайте. Главное, больше думайте… в кого будете стрелять, ведь наши родные!
Толпа залила памятник, зачернела на красном блестящем граните, зазвучал чей-то звонкий голос, показалась голова оратора, и над ней развивался красный флаг.
Прапорщик скомандовал первому взводу «на плечо» и повел солдат к оратору. Срывая красный флаг с памятника, прапорщик поскользнулся и упал. Толпа с криком бросилась на лежавшего, и солдаты еле –еле оттеснили ее.
Откуда-то прискакали казаки, повертелись, поцокали копытами лохматых сибирок, посмеивались, говоря: «Не стреляй, мой братцы». И рота Волынцев, окруженная толпой, с винтовками на изготовку, просит разойтись, почти умоляет толпу войти в их тяжелое солдатское положение.
Настала ночь, и в темном тумане все кипела на площади толпа и звала и молила.
Наконец, в 12 часов ночи, роту повели обратно в казармы. А в казармах еще с 5 часов командир первой роты собрал в образной своих людей. Он уже знал, как вела себя вторая рота на Знаменской, грозил, язвил, приказывал стрелять «загладить пятно».
— Загладите, так? – бросил он в солдатские ряды.
Молчали солдаты, молчали и офицеры.
После полуночи пришла с улицы продрогшая и голодная вторая рота. Все наперебой говорили о том, что было днем, все чего-то ждали. Чувствовался какой-то подъем.
Около двух часов ночи, когда под старинными сводами полутемной казармы уже перекатывалось крепкое похрапывание, к койке фельдфебеля Тимофея Кирпичникова сошлись взводные и фельдфебели. Сошлись поговорить, подумать, но сидели тихо, поглядывая на робкий огонек иконной лампадки.
Завтра их пошлют «заглаживать пятна». Завтра нужно будет стрелять. Все молча думали одну тяжелую думу.
— Стрелять, а как стрелять? Как трудно стрелять в своих братьев, кажется легче умереть. Как быть? Ведь стрелять и позорно, и нестерпимо жалко.
— Позорно и жалко. Так и решили перед тем, как разойтись по своим койкам.
26 февраля. Еще на рассвете подняли барабанным боем обе роты учебной команды. В 8 часов утра с боевыми патронами в подсумках они уже выстраивались на дворе казармы.
Офицер, которого солдаты звали «злой ехидной», приказал Тимофею Кирпичникову быть все время подле него на глазах, и поэтому во вторую роту фельдфебелем был назначен унтер-офицер Иван Зайцев.
Ротный командир прохаживался вдоль рядов и быстро говорил. Говорил, что солдаты – защитники царя, наказывал, беспощадно стрелять и, если нужно, бить прикладом и колоть штыком… Перед ротами выкатили два пулемета… И снова пошли волынцы на Знаменскую площадь.
Первую роту провели в подвал «Северной гостиницы», а вторая разместилась в домах по Николаевской улице. Одни дозорные остались на площади, и им настрого было приказано никого не пропускать на Невский и всех разгонять, как только начнут собираться.
А народ начал собираться с утра. И утром еще дозорный второго взвода, ефрейтор Иван Ильин, прямо сказал, что он никого разгонять не станет, что это не солдатское дело. Командир первой роты вызвал к себе Ильина в номер. Ефрейтор привели.
— Как ты смеешь не слушаться? Ты – бунтовщик? Я тебя в тюрьме сгною… Ты арестован, разжаловать, долой нашивки!
— Не трогать! – отстранил Ильин его руку, и сам, неторопливо и гордо сорвал свои нашивки. В эту минуту он был даже доволен, что не нужно идти на улицу и снова стоять перед взволнованным лицом толпы и встречать тысячи молящих, расширенных глаз.
Кирпичников получил приказание отвести ефрейтора в дворницкую. И пока они спускались по лестнице, Кирпичников тихо пожал товарищу руку:
— Молодец ты, друг. Ничего не бойся, все хорошо.
Был уже полдень, когда на Гончарной улице, вдалеке заколыхалась толпа демонстрантов. И казалось, эта толпа грознее тех толп, что были вчера. Гул голосов, нестройное пение «Марсельезы», странные выкрики- слились в один долгий неумолкаемый вопль. Толпа плыла и гудела, как темный кипящий поток.
Роту вызвали из подвала гостиницы. Она спешно построилась, развернулась цепью и пошла вдоль Гончарной с винтовками на перевес. Хотелось зажмурить глаза, остановиться, но надвигалась толпа, и медленно к ней навстречу им цепи.
Раздалась команда; не глядя на толпу, подняв повыше винтовки, цепь дала первый залп вверх, в воздух. Но вдруг, над головами затрещали пулеметы. Все недоумевали, откуда и кто стрелял? Стрелял ли это бешеный командир первой роты или стреляли полицейские – никто не понимал.
Стрельба поднялась со всех сторон. Волынцы стреляли только вверх. Из подъезда гостиницы выбежал в расстегнутой шинели командир первой роты.
— Как вы стреляете? Стрелять по одиночке, чтобы я видел! В людей целить, в людей!
Он бегал, как сумасшедший между солдатами, выхватывал из рук винтовки и стрелял сам. Толпа разбегалась и катилась во все стороны. Жались к стенкам домов редкие кучки людей, тискались к запертым воротам, раненые падали в снег, пытались приподняться, встать, бежать и снова падали.
В 3 часа было отдано распоряжение прекратить огонь.
В это время вторая рота, которая утром разместилась на Николаевской улице, была уже на Невском. Командир первой роты побежал проведать вторую роту, но там его обманули солдатской смекалкой.
Далеко в полумраке показалась толпа. Ротный командир сразу приказал открыть огонь. Но взводный Марков и отделенный Орлов, хорошо зная командирскую близорукость, замахали руками.
— Что вы, что вы, ваше благородие, это не толпа, это кавалерия!
— А, кавалерия? Отставить!
К ночи растянулись цепью по Знаменской; было отдано распоряжение не пропускать ни одного автомобиля, ни одного извозчика, ни одного пешехода. На тротуарах кое-где жались кучки людей, просили пустить домой. Какая- то маленькая старушка в черной шляпе плакала навзрыд и бормотала сквозь слезы, что не сможет простоять на улице всю ночь, что не выдержит ночного мороза ее старые кости. Кирпичников выручал запоздалых путников. Он время от времени уговаривал офицеров зайти в гостиницу погреться и пользовался этим временем, чтобы пропустить запоздалых пешеходов. Только в час ночи было получено распоряжение снять дозор, построится и идти в казармы.
В этот день в городе было расклеено объявление генерала Хабалова, гласящее что для водворения порядка войска прибегнут у оружию. Накануне он оповестил население столицы, что он со вторника 28-го февраля рабочие не приступят на фабриках и заводах к работам, то все новобранцы досрочных призывов 1917, 1918, 1919 годов, пользующиеся отсрочкой, будут призваны в войска.
26-го февраля, около 5-ти часов вечера, напоенная водкой часть учебной команды NN полка, открыла в центре города огонь из пулеметов, поставленных на грузовой автомобиль. Стреляли по рабочим, которые приехали из Колпина в город за хлебом. Тут только и пролилась братская кровь от рук опьяненных начальством солдат. Но товарищи быстро расправились с пьяной ордой, осмелившейся стрелять в народ. Ни один из них не вернулся живым в казармы.
«Поздно ночью в учебную команду Волынского полка прибыл командир первой роты, походил между коек, огляделся и вдруг говорит.
-Сегодня нужно осмотреть все винтовки и у всех отобрать на ночь патроны.
Он точно предугадывал, точно чувствовал в глухих ответах солдат и в лихорадочном блеске их глаз, что-то невыразимо пугающее, что-то тревожное, как гул далекой угрозы.
— « Отобрать патроны!» — этого никогда раньше не бывало в полку, чтобы на ночь патроны отбирал сам офицер. Кирпичников , сдерживая себя, тихо напомнил командиру, что взводные , а не офицеры всегда отбирали патроны, и что теперь они уже отобраны.
— Ну ладно, — сказал он. – На завтра я приказываю выступить в 8 часов утра, а теперь – спать.
Настала вторая тревожная ночь у Волынцев.

Поздно, за полночь, к койке Кирпичникова собрались взводные. Босые в одном белье , накинув шинели на плечи, выходили один за другим из темноты, как безумные тени. Бледные, взволнованные, столпились около койки Кирпичникова, который заговорил отчетливым и спокойным голосом:
— Братья мои, дорогие мои товарищи… Сколько крови было сегодня. Нас заставляют бить своих, убивать заставляют наших жен, стариков-отцов, матерей, милых братьев… И знаем мы все, что ни за что, знаем мы, что это делается для того только, чтобы темнее было да глуше на Руси темная ночка… Тут оборвался голос. Еще теснее все сгрудились и придвинулись к койке.
— Мы не пойдем завтра, — снова заговорил Кирпичников. Никто из нас завтра не будет стрелять в свой народ, никто, братцы.
Все вздохнули, точно тяжелый камень свалился с груди.
-Мы завтра подымем команды на час раньше, построимся с оружием и боевыми патронами, а теперь надо разойтись, нам нужна сила, попробуем заснуть, забыться.
Все разошлись, только Кирпичников да Марков продолжали разговор.
— Как ба все это сделать, чтобы полк вышел. Ведь одни мы все начинаем.
— Да, одни. И пойдут ли еще за нами другие…А вдруг, как нас разгромят.
— Ну тоже, тогда нас повесят с тобой, Михаил. Без пощады повесят.
Эх, будь что будет… Смерть не страшна. Не первые мы умрем за свой народ… Да только не могу я поверить, чтобы нас не поддержали. Чувствую я, что все ждут общего сигнала.
— А если не поддержат, волынцы будут драться одни. Мы – учебная команда. Нас строго учили, как надо драться. У нас есть пулеметы. Мы можем разбить тысячи, даже две солдат. А потом умрем, сдаваться не будем.
-Не будем. Нет. Нет. Только чувствую я, что все восстанут. Ведь общее, народное дело…
Рассвет льнул к стеклам окон. Вдруг Кирпичникова разбудил встревоженный голос дежурного.
— Вас вызывает к телефону командир первой роты.
Марков и Кирпичников вскакивают и в одном белье спешат к телефону в канцелярию. Кирпичников берет трубку, а Марков слуховой приемник.
— Все спят? – слышен в трубке голос командира.
— Все лежат, — отвечает Кирпичников
— А где каптенармус? Кажется он шатается ночью по казармам.
— Нет, каптенармус тоже спит…
У Кирпичникова на минутку захолонуло сердце: каптенармус на самом деле не спал. Он был в это время в 4-й роте, чтобы переговорить с товарищами о завтрашнем дне.
-Так помните: построится без 10 минут 8 час. – приказывает голос командира.
В казармах услышали уже о разговоре с командиром. Многих разбудили, а многие и так тихо лежали всю ночь напролет, с открытыми глазами, всю эту трепетную, решительную ночь на 27 февраля.
В 6 часов утра все были на ногах.
Взводных собрали в кружки свои взводы и объясняли им, на какое великое дело выйдут они сегодня. Все согласились, как один.
Из полкового цейхгауза, под командой инструктора Ивана Дренчука, товарищи выносили патроны, ящик за ящиком. Патроны быстро все разобрали по рукам. Набивали ими карманы шинелей, подсумки сыпали за пазуху. Все решились защищать до конца свою свободу и жизнь.

Переворот

В 7 час. Утра, т.е. за час до назначенного командиром срока, вся учебная команда, с винтовками в руках, уже выстроилась в полном порядке в длинном коридоре в «Образной».
Из рядов выступил Тимофей Кирпичников. Оглядел он знакомые, родные лица товарищей, и темная тоска зажала ему миг сердце.
«Что-то будет с нами со всеми». Оправился, задержал слезы, стиснувшие вдруг горло.
— Милые мои друзья, товарищи, будете ли слушать команду?
— Будем! – горячо и дружно прокатилось по рядам.
— Вы видели, что было вчера, чью кровь заставили нас лить, кого бить прикладами, в кого стрелять? Согласны ли вы не идти против народа?
— Согласны! – горячо вырвалось у всех
— За прежнее грех нам и стыдно товарищи! Отныне довольно, еще час, еще день и навсегда лишимся мы, солдаты, любви народа.
Только успел сказать это Кирпичников, как стали приходить офицеры.
Было установлено всех офицеров, кроме командира, встречать, как всегда и отвечать на приветствие. Первым пришел прапорщик Колоколов. Кирпичников скомандовал – «Смирно!» и на приветствие «здорово, молодцы!» рота ответила, как всегда.
В 9 часов утра пришел командир первой роты. Прапорщик скомандовал «смирно!». Командир, не здороваясь с солдатами, быстро пошел к Кирпичникову и оглядел его пытливым и жестоким взглядом.
— Ну, здравствуй, Кирпичников! — сказал он. В этот миг могучее «ура» вырвалось из солдатских грудей, зазвенели в окнах стекла, командир растерялся.
— Мы больше не будем стрелять! – крикнул Марков в промежутки между раскатами «ура»
Ротный командир подбежал к нему, схватил за пуговицы шинели и заговорил:
— Что? Что ты сказал?
Марков взял винтовку на изготовку. Ротный командир отбежал в сторону и опустил руку в карман, нащупывая там револьвер. В казарме была мертвая тишина. Командир немного оправился и вынул из кармана смятый листок бумаги, — это была телеграмма от Царя, следующего содержания:
«Немедленно всеми средствами успокоить волнения. Николай.»
Глухой гул прервал чтение. Никто не желал слушать. Вдруг чей приклад грозно ударил о каменные плиты.
— Уходи от нас, мы не хотим тебя видеть.
Ударил еще приклад, еще и еще, и скоро вся казарма загрохотала, загудела, сотрясаясь от грозных ударов о каменные стены.
Командир побледнел, как то весь съежился и быстро выбежал вон. Вся рота бросилась к окнам, и солдаты видели, как на дворе, командир раскинул руки, с размаха грохнулся лицом в снежный сугроб- его сразила чья то меткая пуля.
Команду принял Кирпичников. «Рота направо, шагом марш!» — скомандовал Кирпичников. Люди двинулись во двор.
На дворе гремела пальба, горнисты играли тревогу, в воздухе раздавались раскаты громового «ура». Скоро весь двор наполнился волынцами.

*Лейб-Гвардии Волынский полк (запасной батальон, учебная команда …) Тимофей Кирпичников вышел вперед и скомандовал:
— Теперь, вперед, товарищи. Шагом, марш!
Волынцы двинулись.
— Правое плечо вперед, марш, к литовцам, к Преображенцам!
— скомандовал Кирпичников.
У Преображенцев в это время рота готовилась к обычным занятиям. Уже приступили к работе, как вдруг услышали шум, доносившийся из соседних казарм Волынского полка. Офицеры приказали увести солдат со двора в казармы. Но трудно было отогнать солдат от окон, они инстинктивно чувствовали, что на улице происходит что то важное, до них донеслись слухи, что Волынцы идут к нам с красными флагами.
Унтер-офицер Преображенского полка Федор Мануйлович Круглов, умный, чуткий, проницательный костромич, подошел к окну и увидел, что Волынцы, действительно, стройной массой двигаются к преображенским казармам. Во дворе вопили уже несколько человек и громко звали идти вместе, грозя в противном случае стрелять.
Какая то стихийная сила потянула всех во двор. Вся 4-я рота, как один человек, высыпала из казарм, открыла патронный склад, разобрала винтовки и патроны и двинулась к Кирочной улице, где захватила третью роту и все вместе направились к Литейному проспекту.
Тут было решено направиться на Выборгскую сторону на соединение с Московским полком. По пути присоединились части Литовского полка и 6-го запасного саперного батальона.

Перейдя Литейный мост, часть Преображенцев свернула на набережной направо к одиночной тюрьме, чтобы освободить томящихся там заключенных. Четвертая же рота, под командой Круглова, направилась к московским казармам.
Народ, не зная, с какой целью идут солдаты, видимо боялся, -не стали бы стрелять. Но Круглов, помахал шапкой, вышел вперед и крикнул: «Присоединяйтесь к нам. Мы идем бороться за вашу свободу!»
Услышав такой призыв, рабочие бросились навстречу солдатам и вместе с ними направились по Лесному проспекту, к Московским казармам.

Преображенцы не были уверены в том, что Московский запасной полк присоединится к ним. Поэтому, подходя к казармам, было сделано несколько выстрелов вверх. Роты Московского запасного батальона быстро стали выходить во двор, но в это время открылась беспорядочная стрельба. У Преображенцев появились раненые. Потом передали, что стреляли из офицерского собрания.
С присоединившимися ротами Московского запасного батальона Преображенцы двинулись назад, но тут с чердака какого то дома застрекотал пулемет. Пришлось свернуть в переулок, где увидели военную тюрьму.
Федор Круглов стал уговаривать товарищей выпустить заключенных на свободу. Подошли к воротам тюрьмы, дали несколько выстрелов, и ворота, как по мановению волшебного жезла, отворились и один за другим стали выбегать узники означенные восторгом свободы.
Выпустив заключенных, следом зажгли канцелярские бумаги и списки, а затем направились обратно через Литейный мост в город, где уже горел окружной суд.
Куда идти, что делать? — размышлял Круглов. В это время к нему подошел унтер-офицер 6-го запасного саперного батальона и с ним вместе, взяв несколько надежных товарищей, Круглов решил отправиться к Таврическому Дворцу. Решив занять Таврический дворец и организовать его оборону и охрану народных изменников, быстро дошли Преображенцы до Таврического дворца. Круглов первый вошел со своей ротой в полу- цирковой зал, он взял на себя обязанности караульного начальника, а товарищей своих поставил в заседания и в Екатерининском зале для защиты дворца народной свободы, ставшей с того момента священной цитаделью русской революции.
До прихода Преображенцев у входа в Таврический дворец стояли только почетные часовые, выставленные А.Ф.Керенским из числа солдат, явившихся к нему , как первому защитнику трудящегося класса страны.
— Когда к Волынцам присоединились уже Преображенцы, у Кирпичникова явилась твердая уверенность, что дело его выиграно, и что весь гарнизон Петрограда без кровопролития перейдет на его сторону. И действительно, к нему быстро присоединяются Литовцы, высылают на улицу саперы. Все вместе двигаются они на Литейный проспект. Вся эта масса направилась к дому предварительного заключения, где сорвала окованные железом двери тюрьмы, выпустила на свободу узников и подожгла факелами своды серые стены мрачной предварилки.

За Литейным мостом была устроена засада. Затрещал пулемет. Но солдаты засаду быстро смели, раскрыли двери арсенала и патронного склада, и народ быстро был вооружен и снабжен боевыми припасами. На Литейном проспекте около арсенала были выставлены орудия, которые должны были встретить верные войска, если бы они попытались с оружием в руках вступить в столицу. В это время уже носились смутные слухи, что генерал Иванов с георгиевскими кавалерами идет по повелению Государя на усмирение столицы и на защиту правительства.
Правительство перешло в Адмиралтейство, где заперлось, защищаемое небольшой горсткой верных присяге солдат с двумя батареями.
Чтобы всю растерянность представить правительства, приводим телеграмму и.д.начальника морского генерального штаба графа Капниста, посланную им 28 февраля утром адмиралу Русину в Ставку:

«Положение к вечеру таково: мятежные войска овладели Выборгской стороной, всею частью города от Литейного до Смольного и оттуда по Суворовскому и Спасской. Сейчас сообщают о стрельбе на Петроградской стороне. Сенворен — Конвент Государственной Думы, по просьбе делегатов от мятежников, избрал Комитет водворения порядка в столице и для сношения с учреждениями и лицами. Сомнительно, однако, что бушующую толпу можно успокоить. Войска переходят легко на сторону мятежников. На улице офицеров обезоруживают. Автомобили толпа отбирает.

У нас отобраны три автомобиля, в том числе Вашего Высокопревосходительства, который вооруженные солдаты заставили выехать со двора моей квартиры, держат с Хижняковым, которого заставили править машиной. Командование принял Беляев, но судя по тому, что происходит- едва ли он справится. В городе отсутствие охраны и хулиганы начали грабить. Семафоры порваны, поезда не ходят. Морской министр болел инфлюэнцей. Большая температура – 38. Лежит. Теперь ему лучше. Чувствуется полная анархия. Есть признаки, что у мятежников плана нет, но заметна некоторая организация. Например, квартал от Литейного до Сергиевской и Таврической обставлены их часовыми. Я живу в штабе. Считаю, что выехать в ставку до нового вашего распоряжения не могу. Граф Капнист.»

О событиях в столице в ставке знали и из других источников. Еще 26-го февраля из Таврического дворца М.В.Родзянко отправил Государю телеграмму:
«Положение серьезное. В столице анархия. Правительство парализовано. Транспорт продовольствия и топлива пришел в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войска стреляют в друг друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующему доверием страны составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца.»

27-го утром туда же была отправлена М.В.Родзянко другая телеграмма:
«Положение ухудшается. Надо принять немедленно меры, ибо завтра будет уже поздно. Настал последний час, когда решатся судьба родины и династии.»
Как бы в ответ на эти телеграммы получен указом о роспуске Государственной Думы, датированный 27 февраля.
Дума не разошлась. Она не могла подчиниться такому указу и, ради спасения страны, решила действовать так, как повелела ей совесть. В Таврическом дворце происходили непрерывные заседания.

27 февраля ровно в полночь организовался Исполнительный комитет Государственной Думы в составе: М.В.Родзянко, А.Ф.Керенский, Н.С.Чхеидзе, В.В.Шульгин, П.Н.Милюков, М.А.Караулов, А.И.Коновалов, И.И.Дмитрюков, В.А.Ржевский, С.Н.Шидловский, Н.В.Некрасов и В.Н.Львов.
Немедленно же Исполнительным Комитетом было опубликовано следующее воззвание:
«Временный Комитет членов Государственной Думы при тяжелых условиях внутренней разрухи, вызванной мерами старого правительства, нашел себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и общественного порядка. Сознавая всю ответственность принятого решения, Комитет выражает уверенность, что население и армия помогут ему в трудной задаче создания нового правительства, могущего пользоваться его доверием.»

Представители старой власти арестовываются народом и препровождаются в Таврический дворец. Около 11-ти часов вечера 27 февраля был доставлен под конвоем первый арестованный – б. председатель Государственного Совета И.Г.Щегловитов.
Четвертая рота запасного батальона Преображенского полка, во главе с унтер-офицером Федором Кругловым, взяла на себя важную обязанность охраны членов старого правительства. Круглов выработал свой устав гарнизонной службы, свои правила, которыми он, а также и все его часовые руководствовались при несении службы.
Лишенные чины свободы, прибывающие в Таврический дворец, помещались в министерском павильоне, выстроенным П.А.Столыпиным для отдыха членов правительства.
Круглов сам тщательно осматривал каждого прибывающего. Отбирал у них все предметы, ненужные содержащемуся под стражей. Арестованные были посажены на те кресла павильона, на которых они не раз ранее сидели. Им запрещено было между собой разговаривать. Они не смели даже ходить. Твердой волей Круглова они были прикованы к своим креслам крепче всяких цепей.
Почти одновременно с образованием Исполнительным Комитетом Государственной Думы, образовался Совет Рабочих и Солдатских Депутатов. Председателем Совета был избран член Государственной Думы Н.С.Чхеидзе, а товарищами председателя: члены Государственной Думы А.Ф.Керенский и М.Н.Скобелев.
Совет Рабочих и Солдатских Депутатов, сорганизовавшись в Технологическом Институте, перенес свою штаб-квартиру и заседал в Таврическом дворце. Тут 27 февраля Советом было выработано воззвание к населению России и Петрограда; воззвание это немедленно было опубликовано, вот его текст.
«Старая власть довела страну до полного развала, а народ до голодания. Терпеть дальше стало невозможно. Население Петрограда вышло на улицу, чтобы заявить о своем недовольстве. Его встретили залпами. Вместо хлеба царское правительство дало народу свинец.
Но солдаты не захотели идти против народа и восстали против правительства. Вместе с народом они захватили оружие, военные склады и ряд правительственных учреждений.
Борьба еще продолжается; она должна быть доведена до конца. Старая власть должна быть низвергнута и уступить место народному правлению. В этом спасение России.
Для успешного завершения борьбы в интересах демократии народ должен создать свою собственную властную организацию.

27-го февраля в столице образовался Совет Рабочих Депутатов из выборных представителей заводов и фабрик, восставших воинских частей, а также демократической и социалистической партий и группы.
Совет Рабочих Депутатов, заседающий в Государственной Думе, ставит своей задачей организацию народных сил и борьбу за окончательное укрепление политической свободы и народного правления в России. Совет назначил районных комиссаров для установления народной власти в районах Петрограда.
Приглашаем все население столицы немедленно сплотиться вокруг Совета, образовать местные комитеты в районах и взять в свои руки управление всеми местными делами.
Все вместе, общими силами будем бороться за полное устранение старого правительства и созыва Учредительного Собрания, избранного на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права.»
Объявив это воззвание, Совет Рабочих Депутатов не только не приостановил своей плодотворной деятельности, не продолжал заседать в залах Таврического дворца почти беспрерывно день и ночь, поддерживая связь с Исполнительным Комитетом Государственной Думы.
В ночь с 27 на 28 февраля Таврический дворец жил нервно. Ни на одну минуту члены Государственной Думы и Совета Рабочих Депутатов не покидали священных стен цитадели русской революции, к которой продолжала стекаться несметные толпы народа и восставшие войска. Каждый нес в Таврический дворец все, что было нужно народу. Здесь складывались мешки муки, укрывавшиеся доселе по распоряжению градоначальника в темных подвалах; сюда свозились мясные туши, сахар, хлеб, какие-то бумаги, динамит, пироксилин, оружие, ручные гранаты, платья, обувь и т.д. Ясно было, что народ подготавливает эту цитадель к упорной осаде. Да и немудрено. Носились вполне определенные слухи, что Государь в Могилеве, своей Ставке, забыв о врагах внешних стягивает войска для похода против бунтующих.

Государь в Ставке и попытка подавления мятежа

В 10 часов, вечера 27-го февраля, после обеда, Государь потребовал к себе в кабинет г.д.н.з. Иванова и объявил ему, что он назначает его Главнокомандующими войсками Петроградского военного округа, сказав при этом, что в Петрограде начинается брожение в запасных частях и среди рабочих; поэтому для усиления Петроградского гарнизона он посылает туда некоторое количество пехоты и конницы из действующей армии. Генерал Иванов доложил Государю, что прежде надо всего позаботиться об успокоении населения, т.к. начавшееся уже давно, на его взгляд, недовольство в разных кругах населения, вызванное деятельностью министров, особенно усилилось в середине прошлого года, министры не пользуются ни уважением, ни доверием, и что некоторые министерства стали «нетерпимым» .
— «Хотя я, — сказал генерал Иванов, — совершенно не считаю себя лицом, сколько-нибудь компетентным в делах государственного управления, но полагаю своим долгом доложить, что настоящий состав министерства должен быть заменен, так называемым, «министерством доверия».
Государь задумался и через несколько секунд спросил Иванова:
— Кому же поручить составление такого министерства доверия?»
Генерал доложил, что почти совершенно не знает тех кругов и деятелей, из среды которых надо выбирать министров, но что можно избрать достойных лиц из видных государственных или общественных деятелей, при чем назвал М.В.Родзянко, Львова и еще несколько имен.
Государь на это ничего не ответил.
После этого разговора генерал Иванов отправился к начальнику штаба Верховнокомандующего генералу Алексееву с просьбой сообщить ему сведения о положении дел в столице.
Генерал Алексеев сказал, что положение в Петрограде становится весьма серьезным.
Это заставило ген.Иванова задуматься по поводу тех затруднений и обострений, которые могут возникнуть по подвозу в столицу продовольствия и угля. Поэтому он решил просить Государя обеспечить ему надлежавшее содействие тех министров, от которых зависит это дело, очевидно не зная, что к этому времени все старые министры уже сами упразднены.
И вот, около 2-х ночи, отправляется генерал Иванов в царский вагон, — Государь готовился ехать в Царское Село, — с просьбой дать указания министрам: земледелия, торговли и промышленности, путей сообщения и внутренних дел об оказании ему, Иванову, содействия, при чем просил подчинить ему полицию.
На последнюю просьбу Государь поморщился, но тем не менее приказал написать начальнику штаба для исполнения следующую бумагу:

Генерал-адъютант Иванов
28 февраля 1917 N1
Начальнику Штаба Верховного Главнокомандующего
При представлении моем сего числа около 3 ч. утра Государю Императору, Его Императорского Величеству было благоугодно повелеть доложить Вам, для поставления в известность председателя совета министров , следующее повеление Его Императорского Высочества.
«Все министры должны исполнять все требования главнокомандующего Петроградским военным округом генерал- адъютанта Иванова беспрекословно».
Генерал-адъютант Иванов
Передавая эту бумагу Алексееву Иванов просил проверить точность ее запросил по телеграфу Государя. На что Алексеев сказал, что это излишне; и расставаясь с Ивановым сказал:
— «Мы свидимся с вами завтра в Царском Селе.»
Вслед за этим генерал Иванов вызвал по прямому проводу в Петроград генерала Хабалова к 9 часам утра.
Через несколько минут по тому же проводу происходит следующий разговор.
— «У аппарата капитан Брагин (Петроград)»
— «Здесь (Ставка) штабс-капитан барон Каульбарс»
-«Сегодня ночью ген.-адьют. Иванов телеграммой за N9309 просил генерала Хабалова переговорить в 9 ч. утра. Здесь неизвестно, где следует переговорить с генералом Ивановым: в Петрограде или по прямому проводу со Ставкой. Кроме того, генерал Хабалов находится Адмиралтейства и полагает, что выход его оттуда неизбежно связан с арестом его на улице революционерами. Если ген.-адьютант Иванов в Петрограде, прошу сообщить, где он находится»
Затем по распоряжению Иванова было передано в Петроград следующее:

«Ген.- адъютант Иванов будет у аппарата в 9 ч. утра; если генерал Хабалов не может подойти сам, пусть пришлет доверенное лицо»
В 9 ч. утра 28 февраля происходит по прямому проводу разговор между ген.Ивановым и Хабаловым:
— «Здравствуйте, я ген. Иванов»
-«Здравия желаю Ваше Выс-ство, я Хабалов»
— Генерал Иванов:
«1) Какие части в порядке и какие безобразят?
2) Какие вокзалы охраняются?
3) В каких частях города поддерживается порядок?
4) Какие власти правят этими частями города?
5) Все ли министерства правильно функционируют?
6) Какие полицейские власти находятся в данное время в вашем распоряжении?
7) Какие технические и хозяйственные учреждения военного ведомства в вашем распоряжении?
8) Какое количество продовольствия в вашем распоряжении?
9) Много ли оружию, артиллерии и боевых припасов попало в руки бунтовщиков?
10) Какие военные власти и штабы в вашем распоряжении?
Я сейчас иду к генералу Алексееву и приду через полчаса»
— Хорошо!
Генерал Хабалов на предложенные вопросы ответил следующей телеграммой:
«1) Моем распоряжении здании главного адмиралтейства четыре гвардейские роты, пять эскадронов и сотен и две батареи, прочие войска перешли на сторону революционеров или остаются по соглашению с ними, нейтральными. Отдельные солдаты и шайки бродят по городу, стреляя прохожих, обезоруживая офицеров.
2) Все вокзалы во власти революционеров, строго ими охраняются
3) Весь город во власти революционеров, телефон не действует, связи с частями города нет
4 )Ответить не могу
5) Министры арестованы революционерами
6) Не находятся вовсе
7) Не имею
8) Продовольствия в моем распоряжении нет, в городе 25 февраля было 5600 000 пудов запаса муки (на совещании указывалось, что муки 460 000 пудов (см.выше)
9) Все артиллерийские заведения во власти революционеров
10) Моем распоряжении начальник штаба округа, с прочими окружными управлениями связи не имею»
Эту телеграмму подтвердил ген.Хабалов в последовавшем затем разговоре по прямому проводу с генер. Ивановым
Около 1 ч.дня 28 февраля генерал Иванов с первым эшелоном Георгиевского батальона , выехал из Могилева в Царское Село, послав предварительно на имя коменданта Царского Села следующую телеграмму, из которой видно, с какими силами шел на усмирение Петрограда.
«Прошу вас сделать распоряжение о подготовке помещения для расквартирования в г.Царское Село и го окрестностях 13 батальонов, 16 эскадронов и 4 батарей»
Но только что уехал ген.Иванов из Могилева , как вдогонку ему была послана копия телеграмма начальника штаба верхов., адресованную на имя начальника военно-походной канцелярии, за N1820
«Всеподданнейше доношу: военный министр сообщает, что около 12 часов 28 февраля остатки оставшихся еще верными частей в числе 4-х рот, одной сотни, 2 батарей и пулеметной роты по требованию морского министра были выведены из адмиралтейства, чтобы не подвергнуть разгрому здание. Не перевод всех войск в другое место не признан соответственным, в виду неполной их надежности. Части разведены по казармам, причем , во избежание отнятия оружия, по пути следования ружья и пулеметы, а также замки орудий сданы морскому министерству»
С этого момента все части Петроградского гарнизона фактически уже присоединились к восставшим.
Старая власть продолжала еще формировать эшелоны для водворения порядка в столице.
«Шифрованная телеграмма генерала Данилова от 28 февраля 1917 г. за N1166/Б, на имя ген.ад. Иванова (копия командиру 42 корпуса)
«Государь Император повелел главнокомандующим Петроградским военным округом быть ген.адют. Иванову. В случае требования ген.адют. Иванова , назначить в его распоряжение один наиболее прочный батальон выборгской крепостной артиллерии. Главкосев (главнокомандующий северного фронта)приказал батальон этот держать наготове и обеспечить его быструю переброску пункт назначения».
Затем, шифрованная телеграмма ин. Командира 42 корпуса Гулевича, от 1-го марта 1917 г., за N535, на имя ген. адъютанта Иванова (копия нач. штаба северного фронта)
«По приказанию Главкосева назначен батальон Выборгской крепостной артиллерии. Продвижение его по железной дороге возможно только до Белоострова, т.к. ближайший к Петрограду участок Финляндской железной дороги занят вооруженными мятежниками»
Далее, интересны копии секретных телеграмм ген.а. Иванова, от 28 февраля 1917 г. за N2, на имя Главкосева:
«Части, назначенные в мое распоряжение двоеточие 67 и 68 пехотного полка под начальством ген. Листовского и 15 уланский Татарский и 3 Уральский казачий полки под начальством ген.Мартынова и пулеметная команда Кольта с целью сосредоточения должны высадится на станции Александровская вблизи Царского Села, где получат от меня дальнейшие указания точка. Выезжаю из Могилева сегодня двадцать восьмого февраля 13 часов и предполагаю быть на станции Царское Село около восьми часов первого марта где остановлюсь на вокзале до выяснения обстановки точка. Об отданных по сему распоряжениях прошу мне телеграфировать на станцию Дно и Царское Село и приказать этим частям по прибытии Царское Село установить со мною связь.
И на имя Главкозапа (Главнокомандующего армиями западного фронта):
«Части назначенные в мое распоряжение двоеточие 34 и 36 пехотные полки под начальством ген. Дошунова 2 гусарский Павлоградский и 2 донской полки под начальством ген. Князя Трубецкого и пулеметная команда Кольта и две батареи с целью сосредоточения должны высадится на станции Царское Село где и получат от меня дальнейшие указания точка. Выезжаю из Могилева 28 февраля в 13 часов и предполагаю быть на станции Царское Село около восьми часов первого марта где и остановлюсь на вокзале до выяснения обстановки точка. Об отданных по сему распоряжениях прошу мне телеграфировать на станцию Дно и Царское Село и приказать этим частям по прибытии Царское Село установить со мною связь»
За следуют телеграфные распоряжения по организации контр- революционной армии. Вот эти документы:
Копия телеграммы генерала Данилова от 28 февраля 1917 г., N1165/Б (секретно) на имя н-ка штаба армий 1 и 5 (копия н-ку сообщений северного фронта и генерал -адъют. Иванову)
«Благоволите передать ген.Мартынову и ген. Листовскому, а также к-ру отдельной пулеметной команды Кольта, которую надлежит подчинить генералу Листовскому, сосредоточение на станции Александровской, где получить дальнейшие указания от ген.адъют. Иванова, прибывающего Царское Село около 8 часов 1 марта точка. Ген.адъют. Иванов по прибытию Царское Село остановится вокзале, с которым должна быть установлена связь по высадке частей на станции Александровской точка. Распоряжения о снабжении отрядов продовольствием и питанием огнестрельными припасами средствами фронта сделаны»
Копия телеграммы ген. Рузского , от 28 февраля 1917 г. N1168/Б, на имя ген.адьют. Иванова.
«2. Все распоряжения сделаны, копии таковых послана Вам депешей Царское Село»
Копия телеграммы подполковника Кринского, за N3, на имя генерала Тихменева.
«Ген.-адъют. Иванов просит отдать распоряжение, чтобы составы эшелонов, в коих следует Георгиевский батальон, были бы оставлены на первые три дня по прибытии к месту назначения в распоряжении батальона».

Февральская революция и Государственная Дума

В Таврическом Дворце в ночь на 28 февраля стали уже известны эти распоряжения о готовящем походе на Петроград.
Подробностей и состава отряда не знали, но как в исполнительном комитете Государственной Думы, так и в Совете Рабочих Депутатов были получены сведения, что какие то войска под командой ген.Иванова идут к Петрограду. Поэтому 28 февраля рано утром Совет Рабочих Депутатов выпустил воззвание солдатам:

«Солдаты! Народ, вся Россия благодарит вас, восставших за правое дело свободы.
Вечная память погибшим борцам.
Солдаты! Некоторые из вас еще колеблются присоединиться к восставшим вашим и нашим товарищам.
Солдаты! Помните все наше тяжелое житье в деревне, на фабриках, на заводах, где всегда душило и давило вас правительство. Присоединяйтесь к народу и народ даст Вам и вашим семьям новую свободную жизнь и счастье.
Солдаты! Если вы отбились от своих частей- идите в Государственную Думу – там найдете своих товарищей и с ними будете делить радость и горе.
Солдаты! Не стреляйте зря на улицах; цель редко, да метко. На крышах домов и в отдельных квартирах засели остатки полиции, черносотенцев и других негодяев. Старайтесь везде их немедленно снимать мертвой пулей или правильной атакой.
Солдаты! Везде поддерживайте порядок . Сами идите стройными командами или цепями, соблюдая все воинские дела в битве с врагом.
Солдаты! В опасных местах не забывайте посылать разведчиков. Держите между постами и отрядами связь и охранение. Вспомните все, что вы знаете, как нужно воевать с врагом.
Солдаты не позволяйте хулиганам обижать мирных граждан. Не давайте разбивать магазины или грабить квартиры. Это не надо!
За всеми справками, сведениями и приказаниями обращайтесь в Государственную Думу, где все время находится военная комиссия всех полков города Петрограда.
Будьте тверды и непоколебимы в своем решении бороться за свободу до смерти. Поклянемся лучше умереть, но не отдать врагу свободы. Жертвы службы и чести никогда не забудет Россия.
Да здравствует свобода!»

Это обращение возымело действие и колеблющиеся стали на сторону восставших.
Все и за всем шли, как указано в воззвании, в Государственную Думу в Таврический Дворец – цитадель революции.
Всю ночь с 27-го на 28-е февраля шли аресты бывших сановников. С утра их стали доставлять под усиленным конвоем в Таврический Дворец. Прежде всех в 8 час. Утра был доставлен бывший председатель Совета министров Б.В.Штюрмер; за ним в 10 час. Утра ген. А.А.Курлов, одновременно с ним митрополит Питирим, а затем в 12 час. Дня бывший министр здравоохранения Т.Е.Рейн, градоначальник А.П.Балк, его помощники: ген.-лейт. О.Н.Вендорф и В.В.Лысогорский, жандармский генерал М.И.Казаков; в 6 час. вечера доставили председателя Союза русского народа доктора А.И.Дубровина и директора морского училища адмирала Карцева. В 8 час. вечера был доставлен министр юстиции Н.А.Добровольский; затем бывшие м-ры внутренних дел Макаров и м-р внут. Дел Протопопов; в 10 час. Вечера привезли председателя министров И.А.Горемыкина, затем ген. А.А.Вернандер, члена Государственного Совета А.С.Стишинского и нач. отдела главного штаба ген. В.М.Баранова. Особенно жалок был А.Д.Протопопов. Митрополит Питирим был взволнован. Под строгим конвоем, с револьверами в руках, вели его к министерскому павильону. Но сил дойти у него не хватило. В полуциркульном зале ноги его подкосились , ему подставили стул, на который митрополит упал; его понесли на этом стуле в общую комнату министерского павильона. Однако в дверях стул застрял и пришлось оставить владыку в передней. И тут, сидя у дверей, в полубессознательном состоянии, он благословлял всех своих знакомых, которых следом за ним под конвоем доставляли в министерский павильон. Вскоре к Питириму были допущены две какие-то духовные особы, имевшие с ним конфиденциальную беседу. Результатом той беседы было отречение Питирима от митрополичьего сана, после чего он был отпущен на покой в Александро-Невскую Лавру.
Бывшего председателя совета министров привезли с пером в руке, как его застали дома пишущим что-то за столом, так с пером без шапки, в солдатской шинели, приехал он на грузовике в Думу. Он не волновался и относился безучастно ко всему.
Рано утром 28 февраля, пришел в Таврический дворец прапорщик первого запасного пехотного полка Сергей Филипович Знаменский, уже не молодой человек, долгое время бывший перед войной преподавателем в частных учебных заведениях, ярый поборник народной свободы.
Он по собственной инициативе встал во главе караула, приобрел доверие Преображенцев. Он ни на минуту не оставлял своего поста и нес охрану министерского павильона , зорко следя за арестованными сановниками. Каждого вновь прибывающего арестованного он сам тщательно осматривал и опрашивал. Все вещи и деньги отбирал и записывал в книгу и отправлялись в кассу Временного Комитета.
Утром 28-го в министерский павильон прибыли добровольные помощники- студенты Анатолий Барж, Москвин и курсистки: Азанчевская, Бургина, Фитерман и Компанеец. Они исполняли все поручения караула, относили пакеты, хлопотали о чае и еде для заключенных и т.д.
Осмотрев арестованного, отобрав РТ него оружие, если таковое имелось, преображенцы вели арестованного в общую комнату министерского павильона, указывали ему место- и он садился. Кругом стен стояли часовые, все время зорко следившие, чтобы арестованные не разговаривали между собой, ничего не передавали бы друг другу, если кому-нибудь из них нужно было идти в уборную, он должен был указать часовому и без его разрешения не мог встать.
Время от времени, арестованным разрешалось размять свои закоченевшие члены и пройтись. Но делалось это все по команде. Все должны были одновременно встать и ходить вокруг комнаты один за другим. Часовым строго-настрого было наказано при малейшем неповиновении применять самые решительные меры до употребления в дело оружия.
Интересно было появление Протопопова в Таврическом Дворце. Произошло это так. В 11 часов вечера к одному из студентов, проходившему по двору Таврического дворца, подошел какой-то немолодой господин с изможденным лицом, в дорогой шубе и обратился с следующим вопросом.
— Скажите, вы – студент?
— Студент, ответил тот.
— Прошу Вас, проводите меня в Исполнительный Комитет Государственной Думы. Я – бывший министр вн. Дел Протопопов. Я тоже желаю бала нашей родине и поэтому я явился добровольно. Проводите же меня к тем, к кому нужно.
Протопопов едва стоял на ногах. Губы его дрожали. Студент взял его под руку и провел в кабинет Исполнительного Комитета Государственной Думы. Народ и солдаты узнали бывшего мин. И встретили его бурей негодования и возмущения, готовые растерзать виновника всех бед последнего времени.
Бледный, едва стоя на ногах, с отвисшей губой предстал Протопопов перед одним из членов Исполнительного Комитета.
Узнав Протопопова, член Исполнит. Комитета позвал конвой, который отвел его в министерский павильон. Вскоре туда явился А.Ф.Керенский . При его входе, Протопопов встал, и подойдя к нему, заплетающимся языком произнес:
— Ваше превосходительство, отдаю себя в ваше распоряжение!
На это Керенский твердым голосом, с суровым лицом произнес, стукнув палкой в пол.
— Бывший м-р вн. Дел Протопопов, от имени Исполнительного Комитета арестовываю вас.
Протопопов наклонился и стал что-то нашептывать Керенскому.
— Господин караульный начальник, — обратился Керенский к прапорщику Знаменскому, — бывший м-р вн. Дел желает сделать мне какое-то секретное сообщение. Проводите его в отдельную комнату.
После краткой беседы Керенский вышел из министерского павильона. Протопопов потерял всякое присутствие духа и показал всю низость своей души. Он умолял часовых отпустить его, сулил караульному н-ку и часовым деньги, лишь бы его отпустили, давал честное слово, что он придет на другой день.
Он стал уговаривать Круглова отпустить его, суля, какое угодно, вознаграждение. Тогда Круглов взял в руки револьвер и негодующий, едва сдерживая себя сурово сказал:
— Если ты у меня еще раз заикнешься, то я тебя сейчас же положу на месте.
Унтер-офицер Круглов уложил Протопопова на диван, сказав ему:
— Лежи и ожидай, что тебе прикажут.
Председатель Гос. Думы М.В.Родзянко послал на имя командующего флотом, главнокомандующих армиями и н-ка штаба верховного главнокомандующего телеграммы, о положении дел. В первой телеграмме сообщалось следующее:
«Временный Комитет Членов Госуд. Думы сообщает Вашему Высокопревосходительству, что в виду устранения от управления всего состава бывшего совета министров, правительственная власть перешла в настоящее время к Временному Комитету Государственной Думы».
Вторая телеграмма гласила:
Временный Комитет Членов Государственной Думы, взявший в свои руки создание нормальных условий жизни и управления в столице, приглашает действующую армию и флот сохранять полное спокойствие и питать полную уверенность, что общее дело борьбы внешнего врага ни на минуту не будет прекращено или ослаблено. Так же стойко и мужественно, как доселе, армия и флот должны продолжать защиту своей родины.
Временным Комитетом при содействии столичных войск и частей и при сочувствии населения в ближайшее время водворит спокойствие в тылу и восстановит правильную деятельность правительственных установлений.
Пусть и с своей стороны каждый офицер, солдат и матрос исполнит свой долг и твердо помнит, что дисциплина и порядок есть лучший залог верного и быстрого окончания вызванной старым правительством разрухи и создания новой правительственной власти.
Около 4-х часов дня пал последний оплот старого правительства. Народными войсками было занято Адмиралтейство. Охрана Адмиралтейства еще около часу дня была отпущена и ушла к своим частям. Скрывавшиеся там министры разбежались, и народная армия вступила в этот последний оплот старого режима.
В тот же день, по постановлению Временного Исполнительного Комитета Гос. Домы, заседавшего в Таврическом Дворце, для заведования отдельными частями назначены были особые комиссары из членов Гос.Думы.
Комиссарами назначены: по министерству вн. Дел – граф Д.П.Капнист, А.М.Масленников, И.Н.Ефремов, И.И.Арефьев. Заведование почтой было возложено на А.А.Баранникова и К.К.Черносвитова, телеграфом на П.П.Гронского и М.Д.Калугина. Военное министерство – Н.Е.Савич и А.Н.Савватеев. Петроградское градоначальство – П.В.Герасимов и В.В.Пепеляев. Министерство земледелия – И.К.Волков, И.П.Демидов, кн. Васильчиков, граф
Капнист I. Министерство юстиции – В.А.Маклаков, М.С.Аджемов, В.Н.Басаков. В министерство торговли и промышленности – С.Н.Родзянко, Н.А.Ростовцев. В министерство финансов В.А.Виноградов и И.В.Титов. В сенат – И.В.Годнев и комиссар по заведованию путями сообщениями – А.А.Бубликов.
В течении целого дня в Таврический дворец приходили солдаты, рабочие. Улицы были настолько запружены народом, что с трудом можно было протиснутся. Все залы Таврического дворца были битком набиты. Советы Рабочих Депутатов, видя насущную потребность в организации продовольствия трудящихся, решил организовать тут же, на месте в Таврическом дворце, продовольственные пункты.
Быстро организовалась продовольственная комиссия. Открылись буфеты. Студенты и курсистки предложили свои услуги по организации этого дела, и закипела работа. Одновременно в нескольких пунктах Таврического дворца открылась бесплатная столовая, кормившая десятки тысяч голодных.
Открылись также и врачебные пункты, оказавшие медицинскую помощь раненым и больным. В первый же день медицинский персоналом была оказана помощь свыше, чем 300 лицам, среди которых главным образом, были арестованные, пытавшиеся сопротивляться при их задержании. Было среди раненых немало и чинов полиции. Сначала помощь раненым оказывала одна только сестра милосердия Е.Л.Турцевич, обладавшая величайшим спокойствием, добротой и поразительной неутомимостью.
Кто только в этот день не приходил в Таврический дворец! Тут были и рабочие, и солдаты, и учащаяся молодежь, и интеллигенция, и дети и взрослые; только почему-то не было духовенства, которое в тяжкую минуту бросило паству и своим словом не вразумило народ, не благословило его на верность присяге и выполнению своего долга. Народ не видел своих пастырей, которые должны были служить государю и существующему правительству.
В этот день были задержаны большая часть полицейских и жандармских чинов и под усиленным конвоем из лиц изменившим присяге препроводили в манежи, арестные дома, и вели в Таврический дворец. В большинстве они не оказывали никакого сопротивления, а сидели где-нибудь в темных подвалах.
В большинстве случаев никакого сопротивления никто не оказывал, были лишь исключительные случаи противодействия. 28 февраля, н-к Северо-Западных железных дорог, Валуев, пытался прекратить движение.
Получив телеграмму комиссара Гос. Думы А.А.Бубликова, гласящую:
«По поручению Комитета Гос.Думы, я сего числа занял министерство путей сообщения и объявляю следующий приказ председателя Госуд. Думы: Железнодорожники. Старая власть, создавая разруху всех отраслей государственного управления, оказалась бессильной. Государственная Дума взяла в свои руки создание новой власти. Обращаюсь к вам, от имени отечества, от вас зависит теперь спасение родины – она ждет от вас больше, чем исполнения долга, — она ждет подвига. Движение поездов должно производится непрерывно с удвоенной энергией. Слабость и недостаточность техники на русской сети должна быть покрыта вашей беззаветной энергией, любовью к родине и создания важности транспорта для войны и благоустройства тыла. Председатель Госуд. Думы Родзянко. – Член вашей семьи, я твердо верю, что вы сумеете ответить на этот призыв и оправдать надежды на вас нашей родины. Все служащие должны остаться на своем посту», — Валуев отправил по линии телеграмму с приказанием немедленно прекратить всякое движение, сам же сел в санитарный поезд и отправился по линии. Но на 7-й версте поезд его был остановлен революционными войсками. Валуев был арестован, возвращен в Петроград и расстрелян на Измайловском мосту.
В Таврическом дворце было известно, что Государь выехал из Могилева в Царское Село. Затем стали приходить слухи, что все дети Государя больны корью, и что вокруг царскосельского дворца расположились стрелки, расставлены пулеметы и выстроены бронированные автомобили.

Царскосельский гарнизон, офицеры и конвой

Утром 28 февраля, царице сообщили о восстании войск царскосельского гарнизона, и что возможно столкновение революционных войск с защитниками дворца. Около полудня революционные войска подошли; караулы, охранявшие его, быстро перешли на сторону восставших. Войска вошли в дворец и часть офицеров – в императорские покои. Их встретила Императрица Александра Федоровна и обратилась с просьбой не стрелять, добавив, что дети больны, а она при них сестра милосердия. Просьба была уважена. Ко дворцу были приставлены часовые революционного войска, которые должны были охранять императрицу.
Отречения еще не было, а потому Временный Комитет и не считал нужным принять какие нибудь меры решительные в отношении царицы. Слухи о подступающих к Петрограду воск становились все более и более определенными. Население шло в Таврический дворец за оружием, тут раздавали винтовки, револьверы, патроны и снаряжение. Таврический дворец походил на крепость, приготовляющуюся к обороне. Кругом были расставлены пулеметы, у портала стояли орудия; чувствовалось, что все надежды петроградцев – в Думе, в Таврическом дворце.
Министерский павильон продолжал пополняться – вновь прибывшими представителями царской власти.
Так 28 февраля был доставлен под усиленным конвоем бывший военный министр В.А.Сухомлинов.
Затем, добровольно явился начальник Петроградского охранного отделения г.м. К.И.Глобачев. Потом, были доставлены бывший статс-секретарь Финляндии генерал Марков. Шт. офицер при министре вн. дел Пиранг. Бывший министр путей сообщения В.Ф.Трепов, бывший командующий войсками Петроградского военного округа ген. С.С.Хабалов, ген. Комиссаров и сенатор ген. Е.К.Климович.
В министерском павильоне уже было очень тесно, приходилось арестованным ночью спать сидя в креслах, не было возможности их разместить на диванах. К вечеру последовало распоряжение члена Временного Комитета А.Ф.Керенского, о переводе части заключенных в Петропавловскую крепость, чтобы таким путем несколько разгрузить министерский павильон, а с другой стороны – наиболее деятелей важных старого режима изолировать и не дать им возможности путем сговора пытаться сокрыть следы своих якобы преступлений.
Однако, немедленно осуществить это по некоторым чисто техническим соображениям не удалось, и всех задержанных пришлось оставить до следующего дня.
Еще вечером были выпущены два воззвания составленные в Таврическом дворце Советом Рабочих Депутатов. Первое – обращенное к населением с предложением заводам и солдатам избрать совет из представителей. Второе – к гражданам с просьбой кормить солдат, которые голодные несут на улицах свой гражданский долг. Везде образовывались питательные пункты, везде стали открываться бесплатные столовые.
Генерал Иванов продолжал стягивать свои войска и шел на Петроград. Полученные документы в Таврическом дворце и указывающие на продолжение 1 марта похода на Петроград, когда уже всем стало известно, что старое правительство рухнуло.
Копия телеграммы ген. Тихменева от 1 марта 1917 г. N278, на имя ген.ад. Иванова.
«До двадцати часов двадцать восьмого февраля : первое отправлено из Двинска: шестьдесят седьмой и шестьдесят восьмой пехотные полки и грузится батарея , головной эшелон прошел Псков, второе из Минска отправлен один эшелон второго Донского казачьего полка, остальные эшелоны этого полка будут отправлены до утра первого марта запятая Павлоградские гусары будут отправлены из Минска завтра первого марта , третье: тридцать четвертый и тридцать шестой пехотные полки из Синяпки начнут погрузку сегодня ночью и предположено их отправить в течении суток первого марта, четвертое: завтра первого марта начнет погрузку Креславке кавалерия, пятое: гвардия из Луцка числе трех полков запятая пешей батареи и кавалерийской дивизии начнут погрузку второго марта».
В этот же день н-к кавалерийской дивизии князь Трубецкой телеграфировал за N154 ген.адъют. Иванову следующее:
«16 часов выбываю Минск с головными эшелонами».
1-го марта Таврический дворец и все прилегающие к нему улицы представляли собой военный стан. Начиная от Литейного проспекта с утра по Кирочной, Захарьевской, Шпалерной, Таврической и Суворовскому густыми колоннами шли к Таврическому дворцу войска с красными флагами, с красными бантами на груди, с красными кокардами на фуражках; во главе колонн шли офицеры. Все это направлялось ко дворцу выразить свое сочувствие перевороту, свою преданность новому строю. Громадные толпы народа заполнили тротуары и громкими криками приветствовали каждую вновь появляющуюся войсковую часть.

В собрании армии и флота, на углу Кирочной и Литейного утром происходил многолюдный офицерский митинг. Все офицеры Петроградского гарнизона, не имеющие своих частей или по какому-либо случаю не находящиеся на службе, по призыву Исполнительного Комитета Государственной Думы, собрались, под председательством полковника Защука, в столовой собрания и единогласно вынесли знаменательную резолюцию, сообщенную немедленно в Таврический дворец автором этих строк:
«Офицеры, находящиеся в Петрограде, идя рука об руку с народом и собравшись по предложению Исполнительного Комитета Государственной Думы, признавая, что для победоносного окончания войны необходима скорейшая организация народа и дружной работы в тылу, единогласно постановили:
Признать власть Исполнительного Комитета Государственной Думы впредь до созыва Учредительного Собрания Признать власть Исполнительного Комитета Государственной Думы впредь до созыва Учредительного Собрания»
Резолюция эта в Таврическом Дворце вызвала взрыв восторга. Прибывшая из собрания армии и флота делегация офицеров была встречена шумными овациями. Старший лейтенант Филипповский, помощник коменданта дворца, произнес, обращаясь к собравшимся офицерам прочувственную, полную подъема речь, покрытую громовым «ура!» многих сотен офицеров. Все помещения Тавричского дворца были в этот день полны офицерами, непрерывно с утра до позднего вечера прибывающими в дворец, чтобы засвидетельствовать свою верность новому строю и предложить свои услуги на благо народа. В Таврическом дворце образовались различные военные учреждения. Была образована, под председательством ген.м. А.С.Потапова, военная комиссия; в состав ее вошли: автомобильный отдел, радиотелеграфный отдел военно-технической помощи, военно-санитарный отдел, комендатура и т.д.
На одного из деятельных работников, на которого возлагались весьма серьезные поручения, оказался некто, именовавший себя доктором Оверком. Он присутствовал при арестах многих из видных представителей старой власти, им доставлен в Гос. Думу Н.Г.Щегловитов и потом, в течении нескольких дней, этот Оверк работал при министерском павильоне. Но в один прекрасный день, помощник коменданта тов. Тимковский, узнал в нем известного одесского афериста, работавшего там под именем графа д’Оверка. На самом деле же он оказался беглым ротным фельдшером Аверковым.
Были и другие случаи. Несколько человек пришлось удалить из так называемого священного здания цитадели русской революции.
1-го марта рано утром комендант царскосельского дворца обратился по телефону к председателю Исполнительного Комитета Гос. Думы с просьбой принять меры к водворению порядка в Царском селе и особенно в районе дворца, где замечалось какое-то брожение.
По распоряжению Исполнительного Комитета в Царское Село были командированы члены Гос.Думы П.П.Демидов и А.В.Степанов, которым было поручено передать всем частям царскосельского гарнизона от лиц Временного комитета, — оставаться на своих местах и поддерживать порядок.
В 9 час. Утра в Таврический дворец явилась команда Собственного Его Величества конвоя. Эту команду встретил член Испол. Комитета есаул М.А.Караулов, который обратился к ним с речью, выяснил им общее положение вещей и призвал конвойцев примкнуть к народу, восставшему для защиты своих интересов.
Конвойцы встретили речь Караулова громовым «Ура». Затем М.А.Караулов предложил команде конвойцев немедленно отправляться в казармы и арестовать офицеров, продолжавших стоять за старую власть.

Великий князь Кирилл Владимирович и Гвардейский экипаж

Днем был занят революционными войсками Зимний дворец, и над ним вместо императорского штандарта взвился красный флаг. Замечательно, что событие это по времени совпало с тем моментом, когда в Зимний дворец 36 лет тому назад был привезен умирающий Александр II и над дворцом взвился черный флаг.

В 4ч.15 м. в Таврический дворец приехал Великий князь Кирилл Владимирович. Его сопровождал адмирал командовавший гвардейским экипажем и эскорт чинов гвардейского экипажа. Великий князь прошел в Екатерининский зал куда был приглашен председатель Гос. Думы М.В.Родзянко. Обратившись к последнему, Кирилл Владимирович отрапортовал:
— Имею честь явиться к Вашему Высокопревосходительству. Я нахожусь в Вашем распоряжении. Как и весь народ, я желаю блага России. Сегодня утром я обратился ко всем солдатам гвардейского экипажа, разъясняя им значение происходящих событий и теперь я могу заявить, что весь гвардейский экипаж в полном распоряжении Государственой Думы

Эти слова покрыты были громкими криками «Ура».
М.В.Родзянко поблагодарил Великого Князя, обратившись к окружавшим его солдатам, сказал:
— Я очень рад, господа, словам Великого князя, я верил, что гвардейский экипаж, как и все остальные войска, в полном порядке выполнит свой долг, помогут справиться с собственным врагом и поведут Россию на путь победы!»
Затем Родзянко обратился к Великому князю и спросил:
— Угодно ли вам будет остаться в Гос. Думе?
Великий князь ответил, что к Гос. Думе подходит гвардейский экипаж в полном составе, и он хочет представить его председателю Гос. Думы.
— В таком случае, — сказал Родзянко, — когда я вам понадоблюсь, вы меня вызовите.
После этого, Великий князь пришел в комнату Думских журналистов, где за стаканом чая по-товарищески беседовал с представителями печати. Когда же пришел Гвардейский Экипаж, он вышел к своим солдатам и вместе с ними засвидетельствовал свою преданность народу.

Примечание. Еще до приближения Кирилла Владимировича в Таврический дворец, в комендатуре была получена его записка, посланная к начальникам частей царскосельского гарнизона в которой он писал: «Я и вверенный мне гвардейский экипаж вполне присоединяюсь к новому Правительству. Уверен, что вы и все вверенная вам часть также присоединится к нам.
Командир гвардейского
Экипажа свиты Его Величества
Контр-адмирал Кирилл»

К 1 марта к зданию Государственной Думы с красными флагами, под звуки «марсельезы», прибыл среди прочих частей и Петроградский жандармский дивизион также засвидетельствовать свою верность на службу народу.

Керенский и февральская революция

Ночь на 2-е марта не внесла успокоения в стенах Таврического Дворца.
Всю ночь на 2-е вели в Таврический дворец арестованных, чуть ли не вся Петроградская полиция была доставлена в стены Таврического дворца. Помещений свободных и приспособленных для арестованных – не было. Приходилось помещать их на хорах, в зале заседания, в буфетах и во всех свободных комнатах дворца. Были приняты меры к снабжению всех арестованных питательной пищей , хлебом и чаем.
Приток арестованных, доставленных в Таврический дворец, не уменьшался и 2-го числа. В этот день вдобавок стали приходить жандармы и полиция добровольно.
Ген. Иванову, спешащему к Петрограду посылались депеша за депешей. 2 марта ему была послана из Ставки следующая телеграмма:

«Частные сведения говорят, что Петрограде наступило полное спокойствие; войска, примкнувшие к Временному Правительству в полном составе приводятся в порядок. Временное Правительство под председательством Родзянко, заседая в Госуд. Думе, пригласили командиров воинских частей для получения приказания по поддержанию порядка. Воззвание к населению, выпущенное Временным Правительством, говорит о незыблемости монархического начала России, о необходимости новых оснований для выбора и назначения правительства. Ждут с нетерпением приезда его Величества, чтобы представить ему все положенное и просьбу принять пожелания народа. Если эти сведения верны, то изменится и способ ваших действий. Переговоры приведут к умиротворению, дабы избежать ненужной междоусобицы, столь желанной нашему врагу, дабы сохранить учреждения, заводы пустить в ход работы. Воззвание нового министра путей сообщения, опубликованное железнодорожникам, мною получено кружным путем, зовет к усиленной работе всех, дабы наладить расстроенный транспорт. Доложите его Величеству это убеждение, что дело можно привести мирно хорошему концу, который укрепит миссию»

С утра 2-го марта в Таврическом дворце стали носиться упорные слухи об отречении Государя от престола и об отказе от короны Михаила.
Слухи эти шли, конечно не от царя. Это было решено в Таврическом дворце, и отсюда диктовалось Государю, что он должен предпринять в этот важный исторический момент для спасения родины и для избегания кровопролития.
Исполнительный Комитет Государств. Думы продолжал непрерывно заседать, ожидая возвращения посланных к Государю делегатов, — члена Временного Комитета Василия Витальевича Шульгина и Александра Ивановича Гучкова.
Днем из Пскова была получена в Таврический дворец телеграмма, что манифест об отречении от престола Николая II подписан 15 часов (3 часа дня), а ночью в Таврическом дворце была получена весьма интересная телеграмма, переданная по телефону исп. должн. Н-ка морского Генерального штаба капитаном 1 ранга Капнистом, очевидно, написанная раньше отречения, следующего содержания:
«Генерал Алексеев передает: Его Величество подписал указ правительствующему сенату о б(???ытии) председателем совета министров кн.Львова. Настоящую телеграмму прошу срочно передать во все армии и начальникам военных округов. По получении по телеграфу манифеста, таковой должен быть передан во все армии и кроме того напечатан и разослан в части войск. 3 марта N1908 генерал-адъютант Алексеев, N629 г.Русин» И так, в последний момент перед отречением Государь еще пытается путем уступки спасти корону. Но было уже поздно!
Весть об отречении с быстротой разнеслась по Таврическому дворцу. Испол. Комитет сейчас же объявил состав нового Временного Правительства, установленного по соглашению с Испол. Комитетом Совета Рабочих Депутатов. И немедленно было выпущено и расклеено в Таврическом дворце следующее воззвание:
Граждане! Временный Комитет Членов Государственной Думы при содействии и сочувствии столичных войск и населения достиг в настоящее время такой степени успеха над темными силами с старого режима, который дозволяет ему приступить к более прочному устройству исполнительной власти.
Для этой цели Временный Комитет Государственной Думы назначает министрами первого общественного кабинета лиц доверие к которым страны обеспечено их прошлой общественной и политической деятельностью».
Организация нового правительства была закончена около трех часов дня, ожидали лишь радио- телеграммы из Пскова.
Как только была получена долгожданная весть, новый министр иностранных дел, Павел Николаевич Милюков, обратился к собравшимся в Екатерининском зале Таврического дворца морякам, солдатам и гражданам с первой исторической речью; некоторые выдержки из нее мы приводим.
— Мы, — сказал он, — присутствуем при великой исторической минуте. Еще три дня тому назад мы были скромной оппозицией, а русское правительство казалось всесильным. Теперь это правительство рухнуло в грязь, с которой сроднилось, а мы и наши друзья слева выдвинутые революцией, армией и народом на почетное место членов нового русского общественного кабинета (шумные и продолжительные аплодисменты). Как могло случиться это событие, казавшееся еще так недавно невероятным? Как произошло то, что русская революция, низвергнувшая навсегда старый режим, оказалась чуть ли не самой короткой и самой бескровной из всех революций, которые знает история?
Это произошло потому, что история не знает другого правительства, столь глупого, столь бессовестного, столь трусливого и изменнического, как это, ныне низвергнутое, правительство, покрывшее себя позором и лишившее себя всяких симпатий и уважения , которые связывают всякое сколько-нибудь сильное правительство с народом.
Правительство мы низвергли легко и скоро. Но это еще не все, что нужно сделать. Остается половина дела – самая большая. Остается держать в руках эту победу, которая нам так легко досталась. Как сделать это? Ответ простой и ясен. Нам нужно организовать победу, а для этого, прежде всего, надо сохранить единство воли и мысли, которое привело нас к победе. Между нами, членами теперешнего кабинета, было старых и важных споров и разногласий. Быть может, скоро эти разногласия станут важными и серьезными, но сегодня они бледнеют и стушевываются перед общей и главной задачей, которая еще не разрешена вполне, задачей создать новую народную власть на месте старой, упавшей. Будьте же и вы едины в достижении этой цели, как едины мы. Будьте едины в устранении политических споров, быть может, и важных, но сегодня могущих вырвать из наших рук плоды победы. Будьте едины и вы, солдаты и офицеры великой и славной русской армии, и помните, что армия сильна своим внутренним единством: потерявшая это единство и раздробленная она обращается в беспорядочную толпу, и всякая горсть вооруженных организованных людей может взять ее голыми руками. Сохраните же это единство для себя и для нас и покажите, что после того, как мы так легко свергли бессильную старую власть, — первую общественную власть, выдвинутую народом, не так легко будет низвергнуть.»
Далее Милюков называет членов нового кабинета, останавливаясь на характеристике каждого нового м-ра выбранного русской революцией, и высказывает сожаление, что не может прочесть программу нового министерства, т.к. единственный экземпляр программы, обсужденный накануне в длинном ночном совещании с представителями Совета Рабочих Депутатов, находится сейчас на их окончательном рассмотрении. «В нашей программе заключил свою речь Милюков, вы найдете пункт, согласно которому, как только пройдет опасность и водвориться прочный порядок, мы приступим к подготовке созыва Учредительного Собрания, созванного на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования. Свободно избранное народное представительство решит, что вернее выразит общее мнение России… (рукоплескания, шум, крики «опубликуйте программу»)
«Эти возгласы напоминают мне о важном вопросе, решить который зависит от Совета Рабочих Депутатов, в руках которых находится распоряжение типографскими рабочими, Свободная Россия не может обойтись без самого широкого оглашения и обсуждения сведений, в настоящую минуту интересующих всю Россию. Я надеюсь, что завтра же удастся восстановить правильный выход органов прессы, отныне свободной… Голос мой охрип, мне трудно говорить дальше, позвольте на этих объяснениях пока остановить мою речь…
Тогда же в Екатерининском зале обратился к солдатам и гражданам с речами м-р юстиции А.Ф.Керенский и депутат Н.С.Чхеидзе.
— «Товарищи, солдаты и граждане, начал м-р юстиции, — Я, член Гос. Думы, А.Ф. Думы, А.Ф.Керенский – м-р юстиции, объявляю во всеуслышание, что новое временное правительство вступило в исполнение своих обязанностей по соглашению с Советом Рабочих и Солдатских Депутатов.
Соглашение, заключенное между Исполнительным Комитетом Гос. Думы и Исполнительным Комитетом Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, одобрено Советом Рабочих и Солдат. Депутатов большинством несколько сот голосов против 15.
Первым актом нового правительства является немедленное опубликование акта о полной амнистии. Наши товарищи 2-й и 4-й Гос. Дум, незаконно сосланные в тундры Сибири, будут немедленно освобождены и с особым почетом привезены сюда.
Товарищи, в моем распоряжении находятся все бывшие председатели советов министров и все м-ры старого режима. Они ответят, товарищи, за все преступления перед народом, согласно закону (возгласы: «Беспощадно»)
Товарищи, Свободная Россия не будет прибегать к тем позорным средствам борьбы, которыми пользовалась старая власть. Без суда никто подвергнут наказанию не будет. Всех будет судить гласный народный суд. Товарищи, солдаты и граждане, все меры, которые будут приняты новым правительством, будут опубликованы.
Солдаты, прошу вас оказать нам содействие. Свободная Россия родилась и никому не удастся вырвать свободу из рук народа.
Не слушайтесь призывов, исходящих от агентов старой власти. Слушайтесь ваших офицеров. Да здравствует свободная Россия!» (бурные аплодисменты и крики «браво»).

В Таврическом дворце, создание милиции

Депутат Чхеидзе в горячей речи приветствовал нарождение свободной, великой России, созданной совместными усилиями пролетариата и революционной армии. Вместе с тем, оратор горячо протестовал против реакционных попыток еще не вполне уничтоженного старого строя, выразившихся, между прочим, в разбрасывании провокационных листовок, натравливающих солдат на офицеров и подписанных именем социал-демократической оппозиции. Депутат призывал к единению всех революционных сил, ибо только в этом единении – залог успеха революции. Речь лидера социал-демократической партии была встречена взрывом восторженных криков.
Между тем, в совете рабочих депутатов шли оживленные дебаты: обсуждался вопрос об организации Временного Правительства, а затем вопрос о трениях, происходящих в Лейб- Гвардии Петроградском полу запасного батальона. Во время обсуждения первого вопроса выступил с горячей речью Керенский.
«Товарищи, — сказал он, — доверяете ли вы мне? Я говорю, от всей глубины моего сердца, я готов умереть, если это будет нужно (в зале общее волнение, А.Ф.Керенского приветствуют продолжительными рукоплесканиями, превращающими в длительную овацию). Товарищи! В виду организации нового правительства, я должен был дать немедленно, не дожидаясь вашей формальной санкции, ответ на сделанное мне предложение занять пост министра юстиции (бурные аплодисменты, общий энтузиазм). Товарищи, в моих руках находились представители старой власти, и я не решился выпустить их из своих рук (бурные аплодисменты и возгласы: «правильно»). Я принял сделанное мне предложение и вошел в состав временного правительства, в качестве министра юстиции (общие аплодисменты и крики «браво»). Первым моим шагом было распоряжение немедленно освободить всех политических заключенных, без всяких исключений и с особым почетом препроводить из Сибири сюда наших товарищей-депутатов социал-демократической фракции (громовые аплодисменты, общий энтузиазм). В виду того, что я взял на себя обязанность министра юстиции раньше , чем я получил на это от вас формальные полномочия, я слагаю с себя обязанности товарища председателя Совета Рабочих Депутатов. Но я готов вновь принять от вас это звание, если вы признаете это нужным (бурные и общие возгласы: «просим, просим»). Товарищи, войдя в состав нового временного правительства, я остался тем же и был и остался республиканцем (шумные аплодисменты) , я заявил временному правительству, что я являюсь представителем демократии и временное правительство должно смотреть на меня, как выразителя требований демократии, и должно особенно считаться с теми мнениями, которые я буду отстаивать, в качестве представителя, в качестве представителя демократии, усилиями которой была свергнута старая власть, товарищи! Время не ждет, дорога каждая минута, и я призываю вас к организации, к дисциплине, к оказанию поддержки нам, вашим представителям, готовым умереть для народа и отдавшим всю свою жизнь народу».
Затем, в порядке дня заседания совета стоял доклад исполнительной комиссии, который содержал изложение результатов переговоров его с временным комитетом Государственной Думы, об образовании Временного Правительства и об отношении к нему Исполнительного Комитета Совета Рабочих и Солдатских Депутатов. Испол. Комитет, отказавшись от участия во временном правительстве, выставили ему следующие требования:
1) <b>Полная и немедленная амнистия</b> по всем делам политическим, религиозным, террористическим покушениям, военным восстаниям и т.п.
2) <b>Политическая свобода во всех формах</b>: свобода слова, печати, союзов, собраний и стачек. Свободы эти должны быть распространены и на военнослужащих, состоящих на действительной военной службе.
Оба эти требования были приняты думским комитетом. Не принято было предложение:
3) <b>Об устроении армии на началах самоуправления</b>, — так как думский комитет считал невозможным в момент войны вводить в войска порядок, не испробованный ни в одной армии мира. В результате переговоров думский комитет согласился на следующую формулировку этого пункта: при сохранении строгой дисциплины в строю, устранение для солдат всех ограничений в пользовании всеми общественными правами, предоставленными всем остальным гражданам России.
4) <b>Организация народной милиции</b> для несения службы по охране порядка с подчинением ее местным самоуправлениям, избранным на основании всеобщего, равного и тайного голосования.
5)<b> Отмена всех сословных, национальных и религиозных ограничений</b>
6) <b>Гарнизон Петрограда</b> остается в городе и не разоружается.
Все эти требования были приняты думским комитетом единогласно.
Отвергнут был вопрос с немедленным ведении демократической республики, т.к. форма управления Российским Государством должна быть установлена Учредительным Собранием, созыв которого является ближайшей целью учреждаемого временного правительства.
На пост министра юстиции был предложен А.Ф.Керенский , а пост министра труда Н.С.Чхеидзе, но исполнительный комитет не дал своей санкции на вступлении их в министерство.
Исполнительный комитет предложил Совету Рабочих Депутатов, приняв к сведению предполагаемый манифест вновь образуемого правительства, обратился к населению с призывом к организации сил, к отказу от бесчинств и к поддержке временного правительства, постольку , поскольку оно идет по линии осуществления намеченных задач.
После доклада исполн. Комитета выступил А.Ф.Керенский, в сильной и горячей речи призывая Совет санкционировать его решение принять на себя м-ра юстиции во временном революционном правительстве.
Выступление Керенского было встречено бурными рукоплесканиями, переходящими в длительные овации.
В прениях наметилось течение, отрицавшее всякую возможность контакта с думским комитетом и требовавшие создания временного правительства Советов Солдатских и Рабочих представителей.
Другое течение требовало наоборот, посылки представителя Совета Депутатов во временное правительство.
Выступали следующие ораторы:
Петров (сторонник первого течения), Молотов, Демьянов, Канторович (сторонник второго течения), Дюбоа, Павлович, Иванович, Заславский, Орлов(представитель Волынского полка), Борисов, Грибков, Павликов, Петровиц, Юренев, Воронков, Беленин, Анон, Ионасов – представитель литовской организации, Жуков, Ерманский, Пометов и некоторые другие.
После оживленных прений были приняты все предложения, изложенные в докладе Исполнительного Комитета со следующими поправками.
1) Временное правительство оговаривает, что все замеченные мероприятия будут проводится несмотря на военное положение.
2) Манифест временного правительства должен быть одновременно за подписью М.Родзянко и временного правительства.
3) Включить в программу времен. правительства пункт о предоставлении всем национальностям права национального и культурного самоопределения.
4) Образовать наблюдательный комитет за действиями времен. правительства из совета солдатских и рабочих представителей.
Министерства заседали в Таврическом дворце. Министры были в непосредственной близости со своими избирателями и народом. Министерский павильон Таврического дворца продолжал наполняться все новыми и новыми арестованными. Особенно много их прибыло в этот день.
Жандармский полковник Плетнев, бывший начальником жандармского отделения на Николаевском вокзале; затем бывший глава управления уд. князь В.С.Кочубей; бывший товарищ председателя Гос. Совета В.Ф.Дейтрих; вице-директор департамента полиции Кафафов, И.Ф.Манусевич-Мануйлов, тяжело раненный генерал Баранов. В 7 ч. вечера был доставлен бывший мин. вн. дел Н.А.Маклаков , раненый в голову, бывший товарищ м-ра вн. дел С.П.Белецкий, командир гвардейского корпуса ген. Безобразов.
Освобожденный в 9 час. Вечера того же дня; н-к крепостной жандарм. Команды Петропавловской крепости, полковник Собещанский, товарищ обер-прокурора Св. синода кн. Жевахов. М-р торговли и промышленности кн. В.Н.Шаховской, м-р финансов П.А.Барк, сенатор Г.Г. Чаплинский, бывший обер-прокурор С.Я.Утин, гатчинский полицеймейстер Н.А.Кавтарадзе, бывший помощник штаба петроградского воен.округа П.С.Сирелиус, чиновник особых поручений при м-ре вн. дел Рушкевич, вице-директор департамента полиции П.К. Лархе, член комиссии ген. Батюшина, прапорщик Логвинский.
Все помещение министерского павильона состоит трех (в действительности , и 4-х) комнат, небольшой передней и еще меньшей людской для прислуги. В первой комнате, направо от передней, помещалось не менее 15-20 человек, по преимуществу военных, за весьма малыми отступлениями.
При появлении коменданта дворца все находящиеся встают. В комнате гробовая тишина, ибо строжайше запрещено переговариваться между собой.
Генерал Балк, князь Шевахов, Чаплинский, адмирал Карцев, ген. Григорьев, ген. Макареноко, генер. Тяжельников и другие.
В маленькой комнатке министерского павильона, предоставленной в пользование , исключительно , привилегированных арестованных – бывших м-ров. Кн.Шаховской, П.Л.Барк, сенатор Белецкий, Крашенников, князь Голицын, Горемыкин и др. Сидели все тесной группой вокруг небольшого круглого стола, заваленного бутербродами с сыром и чаем в присутствии караульного преображенца на самом видном месте, не сводящего глаз с заключенных.

Под вечер явилась возможность перевести первую партию арестованных, содержащихся в минист. Павильоне , в Петропавловскую крепость.
Около 10 часов вечера в министерский павильон пришел вступивший в должность м-ра юстиции А.Ф.Керенский и приказал нарядить конвой для сопровождения арестованных в Петропавловскую крепость. Были приглашены два прапорщика Михайловского артиллерийского училища и сильный конвой от 4-й роты Преображенского полка с унтер-офицером Кругловым во главе. К подъезду павильона бесшумно подкатили 4 автомобиля. Арестованные не ожидали, что их куда-нибудь повезут, и когда м-р объявил, что они должны одеваться, то видно было, какие минуты они переживали. В первую очередь были предназначены к отправке 11 человек. А именно- Щегловитов, Штюрмер, Добровольский, Макаров, Горемыкин, Сухомлинов, Хабалов, Комиссаров, Белецкий, Курлов и Протопопов. Преображенцы в каждый автомобиль посадили по три арестованных, чтобы арестованные не смотрели по сторонам и не шевелились. Ходили слухи, что у Троицкого моста устроена засада, но слухи, к счастью, оказались неосновательными и арестованные были благополучно доставлены в Петропавловскую крепость.
Унтер-офицер Круглов , сопровождавший арестованных, так передавал о прибытии их в Петропавловку:
«У Троицкого моста автомобили наши были остановлены. Два члена Государственной Думы, сопровождающие бывших министров, показали пропуск, и мы беспрепятственно доехали до ворот крепости. Тут опять караульные остановили нас. Но когда они узнали, что везут старое пр-во, то с шумным восторгом отворили ворота, пропустили нас и кричали вдогонку: « Слава Богу, изменники попались, туда им и дорога. Давно их надо было посадить».
«Наши автомобили остановились у больших массивных ворот- продолжает Круглов, — всем арестованным приказано было выйти. Я построил их в одну шеренгу и приказал им двигаться вперед. Сам же шел сбоку, наблюдая за ними. Торжественное шествие направилось к Трубецкому бастиону. Некоторые от дряхлости и ввиду преклонных лет не могли поспевать и отставали. Я тогда останавливал на несколько секунд всю шеренгу, пока они не подтягивались. Только подведя их к железной ограде бастиона, я вложил свой револьвер в кобур и до казематов сопровождал арестованных. Затем вошел в каземат, пощупал койку, на которой должны будут лежать арестованные , и осмотрелся. Каземат небольшой, приблизительно аршина два длинной и аршина 5 шириной, высотой около 2-х сажен. Окошко выходило прямо на Неву. Посреди каземата железный стол, а рядом с ним койка, на манер солдатской. На койке матрац, набитый соломой, и подушка такая же. Все арестованные были осажены в отдельные казематы».

Генерал Иванов и поход на Петроград

В то время, когда происходило все описанное в Таврическом дворце, в Царском Селе продолжали накапливаться войска ген. Иванова, предназначенные для водворения «порядка» в столице, о чем по телефону доносил в комендатуру Таврической цитадели.
В ночь на 2-е марта в Царское Село, к ген. Иванову прибыл командированный начальником генерального штаба, ген.майором Занкевич, полковник Доманевский, назначенный начальником штаба. Он доложил ген. Иванову обстановку в столице, рисуя следующую картину:
«Все запасные части, квартирующие в столице постепенно перешли на сторону Временного Правительства, составленного из членов Гос. Думы. С 12 ч. дня 28 февраля в распоряжении законных военных властей не осталось ни одной части. С этой минуты прекратилась борьба восставшей части населения. Офицеры частей, отказавшихся от повиновения, с целью вновь забрать части в свои руки, отправились в Думу. Туда же явились нижние чины.
Временное Правительство поставили офицеров вновь на свои места, и в частях начал водворяться порядок, но запасные батальоны поддерживали порядок лишь в исполнении начертаний временного, а не постоянного правительства. Рассчитывать на эти части для борьбы с революцией нельзя. Полиция частью была снята, частью попряталась. Часть мин-ров арестованы. Министерства, в том числе и военное, могли продолжать работу, заручившись согласием Временного Пр-ва, т.е. как бы его признав. То же самое разыгралось в пригородных гарнизонах. Рассчитывать на водворение порядка силой, на вооруженную борьбу с восставшими и Временн. Правительством – трудно. Для этого потребовалось бы много войск, при чем войска, вновь прибывающие, попадали бы в тяжелые условия расквартирования и продовольствия.
Все окрестности Петрограда и даже весь петроградский округ забит запасными и беженцами. Подвоз необходим из глубины России. Правильный же подвоз не обеспечен без ведома Временного Пра-ства. При таких условиях порядок подавления восстания с тем, чтобы он возможно лучше отразился на ходе войны, казался достижимым не путем вооруженной борьбы, а соглашения с Временным Правительством, указанием наиболее умеренной его части. Этот выход напрашивался еще и по другой причине. Из разбрасываемых среди населения листков было видно, что среди самих восставших обозначились два совершенно определенных течений.
1)Одни примкнули к думскому Временному Правительству, 2)другие поддержали Совет Рабочих Депутатов. Первые, оставаясь верными монархическому принципу желали лишь некоторых реформ, стремясь к скорейшей ликвидации беспорядков с тем, чтобы продолжать войну, вторые- искали крайних результатов и конца войны. До первого марта престиж Думского правительства стоял высоко и фактически оно являлось хозяином положения, по крайней мере, в столице. Но было ясно, что с каждым днем положение думского правит-ва, не поддержанного законом, становилось труднее, и власть все больше когда перейти к крайним левым.
Все это приводит к заключению, что в настоящую минуту вооруженная борьба только осложнит, ухудшит положение, что каждый час дорог, и что порядок и нормальный ход можно «восстановить легче всего соглашением с Временным Правительством».
«Такие указания, — писал полковник Доманевский, — мною получен от начальника генерального штаба».
Полковник Доманевский встретился с генералом Ивановым в Варице. Вместе с полковником Доманевским к генералу Иванову приехал подполковник Тилли.
Кроме вышеприведенного письменного доклада, они сообщили ген. Иванову, что весь гарнизон Царского Села, за исключением дворцовой охраны – «вышел из повиновения». Дворцовая же охрана, т.е. сводный полк, конвой, гвардейский экипаж и дворцовая полиция уже послали своих депутатов в Государственную Думу и готовы присоединиться к «бунтовщикам».
Ген.Иванов передавал, что вслед за этим он узнал, что роты гвардейского экипажа увели с собой в Петроград пулеметную команду Тарунтинского полка, которая, через несколько час вернулась к своему полку.
В Вырице генерал Иванов получил из Пскова от Государя следующую телеграмму:
«Надеюсь благополучно доехали. Прошу до моего приезда никаких решений не принимать».
В ответ на эту телеграмму ген.Иванов послал на имя Государя телеграмму от 2 марта за N7:
«Получил телеграмму Вашего Императорского Величества. Жду дальнейших указаний»
Вслед за этой телеграммой ген.Иванов получил от ген.Алексеева телеграмму, в которой сообщалось о наступившем в Петрограде сравнительном успокоении и о возможности умиротворении путем соглашения народных представителей с Государем.
Дальнейшие события ген.Иванов описал мне, находясь уже под стражей, так:
— «Не желая допустить каких либо столкновений между местным гарнизоном и прибывшим Георгиевским батальоном, я, между 2 и 3-мя часами 2 марта, отправился в Сусанин. За 10-15 минут до отхода поезда, из Царского Села мне было доложено, что к-р первого запасного стрелкового батальона передал по телефону помощнику н-ка станции, что весь его батальон и тяжелые артиллерийские дивизионы идут на станцию.
-«Хотя при таких условиях уходить было весьма щекотливым перед солдатами, т.к. это походило на отступление, но сознание необходимости предупредить столкновение дальнейшее еще худшие последствия для дела умиротворения, побудили меня все таки отойти из Сусанино на станцию Вырица, где я решил стоять до тех пор, пока выясниться обстановка в Петрограде. Однако, я при этом имел в виду побывать на другой день в Царское Село, чтобы выяснить непосредственно с к-рами частей положение последних.»
-«Переговорить утром 2-го марта со старшими из них, полковником Вейсом, к-ром 4-го запасного батальона, о своем желании побывать в Царском Селе и узнав от него, что это может вызвать для гарнизона опасные последствия, я отказался от поездки в Царское Село, но желая все таки видеть к-ров частей гарнизона и Тарутинский полк, высадившийся на станции Александровская, а также повидаться с членом Госуд. Совета Александром Ивановичем Гучковым, приглашавшем меня на свидание, при возвращении его из Пскова, я решил отправиться по соединительной ветке через станцию Владимирская, на Варшавскую дорогу, но дойдя до станции Сусанино, я вынужден был отказаться от этого, т.к. получил телеграмму комиссара Государ. Думы А.Бубликова, следующего содержания:
«Мне стало известно, что вы арестовываете и терроризируете служащих железных дорог, находящихся в моем ведении. По поручению Временного Комитета Госуд. Думы предупреждаю Вас, что навлекаете на себя этим тяжелейшую ответственность. Советую вам двигаться из Вырица, ибо по имеющимся у меня сведениям, народными войсками ваш полк будет обстрелян артиллерийским огнем.
Вслед за этой была получена вторая телеграмма от А.Бубликова:
«Ваше настойчивое желание ехать дальше ставит непреодолимое препятствие для выполнения желания Его Величества немедленно следовать в Царское Село . Прошу остаться в Сусанино или вернуться в Вырицу.»
Дальше ген.Иванов сообщил: «Со времени получения около полуночи с 1-го на 2-е телеграмма генерала Алексеева и утра 3-го марта я никаких иных сообщений не из ставки, ни от властей Петрограда, за исключением приведенных телеграмм, не получал. После полудня я отправил на паровозе в Царское Село подполковника Тилли для передачи депеш в Ставку по прямому проводу, предполагая, что таковой действует. Но Тилли не вернулся, доложив мне по телефону, что он задержан в Царском Селе»
До 3-го числа манифест об отречении Государя не был оглашен. Мы знали о нем, но население столицы еще только догадывалось. Нельзя было опубликовывать манифест до того момента, пока не станет известно, как отнесется к оставленному наследию брат Государя, Великий князь Михаил Александрович, которого, отрекаясь от престола Государь благословил на вступление в управление государством российским, и которому 3-го марта была послана им телеграмма исключительного исторического значения – это единственный документ адресованный Великому Князю , как Императору:
«Из Сиротино. Его Императорскому Величеству Михаилу Петроград. События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Останусь навсегда верным и преданным братом. Возвращаюсь в ставку и оттуда через несколько дней надеюсь приехать в Царское Село.
Горячо молю Бога помочь тебе и твоей родине. Ника»
Но вот, днем 3-го марта , волной прокатилось по залам Таврического дворца весть об отречении от прав на престол Великого князя Михаила Александровича. Своды Таврического дворца огласились могучими криками восторга, криками: «да здравствует демократическая республика».
К Таврическому дворцу потянулись чуть ли не все войсковые части Петроградского гарнизона, с тем чтобы засвидетельствовать свою верность новому правительству. В числе первых частей, пришедших в Таврический дворец – было Михайловское артиллерийское училище. К юнкерам вышел М.В.Родзянко.
— Я вас приветствую, господа офицеры и юнкера, я приветствую вас, пришедших сюда и тем доказавшим ваше желание помочь усилиям Государственной Думы водворить порядок в том разбушевавшемся море беспорядков, к которому нас привело несовершенство управления.
«Я приветствую вас еще и потому, что вы, молодежь – основа и будущее великой России. Я твердо верю, что если вам угодно таким образом поддержать усилия Государственной Думы, то мы достигнем той цели, которая даст счастье нашей Родине.
Да здравствует наша дорогая родина!
Я твердо верю, что в ваших сердцах горит горячая любовь к родине, и что в вашей дальнейшей деятельности, вы поведете на ратное поле наши славные войска, и что победа наша будет обеспечена. Да здравствует Михайловское артиллерийское училище!
Не будем тратить время для долгих разговоров, сейчас надо найти друг друга, найти своих офицеров и ждать приказаний – это единственный способ объединиться . Если мы не сделаем этого сегодня, то завтра может быть, будет уже поздно. Это полное единение армии, народа и Гос. Думы обеспечит нашу мощь и нашу силу», — закончил Родзянко.
Затем к юнкерам обратился А.Ф.Керенский.
-«Товарищи солдаты, офицеры и граждане!
То, что мы все собрались в этом зале в великий знаменательный день, дает мне веру в то, что старый варварский строй погиб безвозвратно.
Я думаю, что то, что мы делаем здесь, есть дело не только петроградское – это дело великой страны, дело, за которое уже погиб в беспощадной борьбе ряд поколений.
Товарищи! В жизни каждого государства, как и в жизни отдельного человека, бывают моменты, когда вопрос идет уже не о том, как лучше жить, а о том, будет ли оно вообще жить.
Мы переживаем такой момент, когда мы должны спросить себя: будет ли Россия жить, если старый порядок будет существовать? Чувствуете ли вы это? Мы собрались сюда дать клятвенное заверение, что Россия будет свободна».
Раздались возгласы «клянемся». И все подняли руки вверх.
Товарищи, — продолжал Керенский, — первейшей нашей задачей является организация. Мы должны в три дня создать полное спокойствие в городе, полный порядок в ваших рядах. Я призываю вас, солдат и офицеров, к полному единению и доверию друг к другу. Пусть офицер будет старшим товарищем солдата.
Весь народ сейчас заключил один прочный Союз против самого страшного нашего врага – более страшного, чем враг внешний, против старого режима. И тот союз должен сохраниться до тех пор, пока мы достигнем своей цели. Да здравствует свободный гражданин свободной России!»
Громовое «ура» было ответом на ту произнесенную с необычным подъемом речь.
Затем приходили лейб- гренадеры, преображенцы, 9-й запасной кавалерийский полк и другие части гарнизона.
Ко всем выходили члены Временного Правительства, говорили приветственное слово и призывали их к всеобщей дружной работе на благо родины.
Министерский павильон 3-го марта продолжал принимать своих знатных посетителей.
Сюда были доставлен арестованный в залах Таврического дворца ген. Ренненкампф. Затем был доставлен бывший товар. М-ра вн. дел, член Государственного Совета Куколь-Яснопольский. Состоя для поручений при министре Протопопове, жандармский офицер полк. Горленко , мужа Долиновой, коменданта Белострова Тюфяева, м-ра народного просвещения Н.Н.Кульчицкого, д-ра д-та полиции А.Васильева, члена Гос. Совета М.Трусевича и другие.
Режим в министерск. павильоне 3-го марта был уже значительно облегчен. Арестованным разрешили читать «Известия Совета Рабочих Депутатов», разговаривать между собою, не касаясь политики, ходить по одиночке, а не гуськом, вокруг стола.
3-го марта окончательно ликвидирован старый строй и Времен. Правительство, заседавшее в Таврическом дворце, приняли самые решительные меры, чтобы предупредить всякие попытки бороться с новым режимом. Вместо ген.Иванова, главнокомандующим войсками Петроградского военного округа ген. Корнилов, о чем предст. Гос. Думы Родзянко телеграммой за N185, поставил в известность ген.Иванова, дав ему соответствующие директивы.
Текст телеграммы:
«Генерал-адъютант Алексеев телеграммой от сего числа N1892 уведомляет назначении Главнокомандующим войсками петроградского округа генерал-лейтенанта Корнилова. Просит передать Вашему Высокопревосходительству приказание о возвращении вашем в Могилев».
Получив эту телеграмму ген.Иванов телеграфировал Алексееву: «От Родзянко получил телеграмму о возвращении в Могилев. Прошу подтвердить, куда направить Георгиевский батальон».
Генерал Алексеев подтвердил распоряжение Временного Прав-ства, и поход на Петроград был ликвидирован.
Из Могилева ген. Иванов отправился в Киев, где и был, по постановлению местного арестован и препровожден в Петроград в Таврический дворец. Там он был взят на поруки самим министром юстиции Керенским, признававшим за генералом большие боевые заслуги в Галиции, вследствие чего не считал необходимым его в заточении вместе с такими господами, как Штюрмер, Голицын, Протопопов и т.д.

Аресты всех бывших и Петропавловская Крепость

В ночь с 3 на 4-е марта в министерском павильоне произошел печальный случай, подчеркнувший еще более доблесть 4-й роты Преображенского полка.
В числе других заключенных в министерском павильоне находился директор морского училища адмирал Карцев. Еще задолго до ареста у него замечали в поступках некоторые странности. Он попал в директора только потому, что был женат на дочери морского м-ра Григоровича.
Вдруг около 3 час. Ночи раздалось два выстрела в павильоне. Затем послышались крики и шум. Круглов, позвав несколько солдат, бросился в минист. павильон. Когда он вошел, то застал такую сцену: адмирал Карцев раздетый стоял посреди комнаты, глаза налились кровью, несколько человек солдат с трудом сдерживали его он все бросался к часовому и хотел вырвать винтовку. На шее адмирала сочилась кровь. Адмирал соскочил с дивана, на котором лежал, бросился (якобы) на часового, и хотел вырвать винтовку. Часовой Савченко крепко вцепился в винтовку, а Свинолуп произвел выстрел в противоположную сторону, но борьба не прекращалась, тогда он вторично выстрелил и задел пулей Карцева, причинив ему легкую рану в затылок и был в бессознательном состоянии отправлен в Еленинский институт.

4-го марта новая партия пополнила мин. павильон. Был доставлен предс. Совета м-ра князя Голицына, Финляндского генерал- губернатора ген. Зейн, арханг. губернатор Шидловский, сенатор Боровитинов и два жандармских офицера.
Во втором этаже Таврического дворца в комнатах под NN 35, 35а и 36 число арестованных офицеров жандармов и полиции достигло цифры 83-х.
Рядом в комнате с арестованными поместились думская следственная комиссия, где непрерывно работали члены Гос.Думы Л.Г.Люц, Унковский, Марков 3-й, Черешкин, Аносов и другие.
5-го марта омрачилось самоубийством в стенах Таврического дворца. В 10 ч. утра в приставской части раздался выстрел и увиделина стуле с опущенными руками, истекающего кровью штабс-ротмистра 9-го запасного кавалерийского полка Ф.Левина. Выстрелил в правый высок и раздробил себе череп. В письме он писал, что не в состоянии пережить такой переворот. Было оставлено письмо А.Ф.Керенскому.
В этот день был освобожден из павильона пом. градоначальника Лысоворский, кН. Жевахов, Барк, Логвинский, член комиссии Батюшин, кн.Голицын пред. Совета м-ов – переведены в Петропавловскую крепость.
6-го марта в Тавич. дворце под председательством М.В.Родзянко, происходило частное совещание членов Государственной Думы.
Встреченный общими дружными аплодисментами М.В.Родзянко обратился к депутатам с краткой речью, в которой указал, что аплодисменты эти должны быть направлены по адресу всей Государ. Думы, т.к. он явился лишь выразителем настроения и желаний Госуд. Думы, которая он сумел угадать и почувствовать…
Затем совещание обсудило вопросы о поездках депутатов на фронт и на места для разъяснения армии и населению смысл совершающихся событий. Совещание постановило также поддержать пра-ство во всех его начинаниях, клонящихся к установлению порядка, восстановления нормальной жизни в стране и доведения войны до победного конца.
6 марта из здания Таврического дворца были переведены в городской арестный дом офицерские и классные жандармские и полицейские чины, а нижние полицейские служащие во временное крепостное помещение – на каменоостровском проспекте.
В этот день, между прочим, был произведен обыск в квартире арестованного Протопопова, причем был найден целый склад разных съестных припасов.
7 марта в министерский павильон был под конвоем доставлен арестованный герцог Мекленбург-Стрелицкий.
Днем был произведен обыск в помещении штаба корпуса жандармов. Все чины штаба корпуса были арестованы домашним арестом, а потом ночью, по распоряжению м-ра юстиции, под усиленным конвоем были препровождены в Таврический дворец. На Фурштадском, где помещался штаб корпуса, проживало 6 офицеров и до 40 нижних чинов. Все были они арестованы. Нижние чины были оставлены под охраной часовых там же, в помещении штаба корпуса, а н-к штаба ген. В.П.Никольский препровожден в минист. павильон. Во время обыска в штабе одним из офицеров штаба подполковник Ожгер, сжег какую-то бумагу с подписью Протопопова. Как потом выяснилось в этой бумаге м-р вн. дел подробно излагал свои соображения, как чины корпуса жандармов должны бороться с народным волнением, которые ожидалось 14 февраля. Там говорилось и о пулеметах, и о заводах и проч. И вот, думая скрыть следы своего шефа сжигает этот документ, не сообразив, что копия этой бумаги своевременно была разослана н-ком штаба во все провинциальные управления.
8 марта утром из Москвы министром юстиции Керенским был доставлен ген.Воейков дворцовый комендант. Вошел он в комендантское у-ие Таврического дворца. На нем был полушубок, свитские погоны с вензелями.
Приняв от сопровождаемых конвойных ген.Воейкова полковник Г.П.Перетц коменданта Таврического дворца под конвоем юнкеров, повели его в министерский павильон. Пройдя через все залы Таврического дворца, где находилась масса солдат. Воейков шел медленно, смотря по сторонам. Перетц счел необходимым предложить вести себя скромно и поскорее пройти через зал, т.к. солдаты прекрасно его знают в лицо и он может подвергнуться с их стороны нежелательным эксцессам. Он подчинился этому требованию и быстро проскользнул через Екатерининский зал.
В министер. павильоне преображенцы с унтер-офицером Климовым, помощником Ф.М.Круглова, тщательно обыскали Воейкова, отобрали от него все лишнее и с негодованием смотрели на царские вензеля его на погоне. Видя это, Перетц предложил ген.Воейкову спороть вензеля. На это Воейков сказал, что он ничего не имеет, если ему спорят вензеля, но так как слуг у него здесь не было, а благоразумие подсказывало необходимость подчиниться этому совету, то он сам занялся непривычным портняжным ремеслом и маленьким перочинным ножиком спорол вензель. На полушубке же, он не хотел портить погоны, и сказал, что он был верен своему государю, и останется таковым до конца: «Потому он предпочитает снять погоны и носить полушубок без погон, чем показаться на улице в погонах без вензелей»
Воейкову разрешено было снять с полушубка погоны, и когда на другой день его препроводили в Петропавловскую крепость, он ехал уже без погон.
В тот же день была доставлен статс-дама Елена Нарышкина, урожденная Толь.
9-го марта появился арестованный в Гомеле м-р двора, граф Фредерикс Граф в сопровождении своего адъютанта прапорщика Петрова и камердинера был доставлен в Таврический дворец около полудня. В министерском павильоне обыскали и когда граф снял с себя китель защитного цвета и остался в вязанной шерстяной кацавейки светло-коричневого цвета. Прапорщик Петров неотлучно находился с ним. Он просил разрешения остаться в одной с графом комнате, т.к. последний впадает в полное беспамятство. Я спросил у Петрова, давно ли граф так болен. На это прапорщик Петров сказал, что болезнь старая, и с 1913 года с графом часто случаются припадки помутнения сознания.
Когда графу Фредериксу отвели назначенную для него комнату, он обратился к одной из курсисток, работавших в министерском павильоне от продовольственной комиссии с вопросом. И был очень удивлен, когда ему сказали, что вина здесь не полагается:
— Как же я буду , когда я привык к вину?
Затем он попросил, чтобы к нему заехал м-р юстиции. Просьба его была передана по телефону в министерство, и А.Ф.Керенский любезно исполнил желание министра. Но, к сожалению, в то время , когда приехал Керенский, граф был уже в состоянии невменяемости и лепетал какие то невнятные слова.
И это- м-р двора, опекавший бывшего царя от всякого постороннего влияния. Страшно становиться вчуже за ту атмосферу, которая царила при дворе!
Вечером Фредерикс захотел сигар и просил разрешения послать кого-нибудь в магазин за сигарами. Когда ему караульный начальник разъяснил, что все магазины заперты, да и вообще сигар около Таврического дворца не достать, то он был очень удивлен и спросил, указывая остальных:
-А что же они курят?
В этот же день в министр. Павильон под конвоем был доставлен протопресвитер военного и морского духовенства от. Георгий Шавельский, к которому были допущены некоторые священники, члены Госуд. Думы, с ними он имел продолжительную беседу, результатом которой было освобождение его на другой день из под ареста.
В эти дни в здании Таврического дворца, между прочим, был арестован помощником коменданта И.К.Тимковским молодой человек, выдавший себя за врача, окончившего заграничный университет, оказавшийся на самом деле известным аферистом «графом Д’Оверком».
Б. н-к петроградской сыскной полиции Кирпичников, находящийся под арестом в здании Таврического дворца, которому был предъявлен Оверк, объяснил, что знает его лично. Он сын петроградского швейцара, крестьянин Ковенской губернии Аверков и разыскивался многими судебными следователями и судами.
Сам Оверк или правильнее Аверков дал при опросе следующее объяснение:
— Я врач, окончил заграничный университет. В мае 1916 г. два раза покушался на отравление Григория Распутина, за что был предан своей сообщницей Екатериной Берман, оказавшейся любовницей Распутина. Она обвиняла меня в разбое и нападении на нее. После этого я бежал из Петрограда во Владивосток, где был арестован и препровожден в дом предварительного заключения, при петроградском окружном суде, а оттуда был освобожден 27 февраля революционными войсками и народом. В тот же день я явился в здание Таврического дворца для работы и работал до самого ареста.
Под усиленным конвоем Аверков был направлен из Таврического дворца в Выборгскую одиночную тюрьму.
Уже несколько дней носились по городу смутные слухи о каких то черных автомобилях, расстреливающих мирных граждан.
9-го марта были получены в комендантском управлении Таврического дворца вполне определенные указания на приметы автомобилей, их номера и места появлений. Были приняты экстренные меры в поимке автомобилей, результатом чего явилась поимка автомобиля, принадлежавшего известному черносотенцу Д.А.Казицыну, бывшему члену городской управы.
2 часа 10 марта был доставлен в министерский павильон , арестованный по ордеру м-ра юстиции, состоявший при м-ре двора шталмейстер Н.Ф.Бурдуков.
В 8 часов вечера граф Фредерикса привели в лазарет при Евангелической больнице. Нужно заметить, что больше всего беспокоился Фредерикс о своем камердинере, который не был допущен в министерский павильон. Без него старый граф очевидно как без рук; это его нянька, его сиделка. Такой же старый, какнагло вызывающим тоном, — он производил впечатление, по меньшей мере, директора департамента м-ства двора. Явившись в комендатуру, камердинец дерзко требовал, чтобы его немедленно допустили к графу; когда это было признано недопустимым, то старик заявил, что ему некуда отсюда идти и что поэтому должны ему дать тут, в Таврическом дворце, комнату. Пришлось прибегнуть к решительным мерам увещания для того, чтобы удалить из Таврического дворца этого беспокойного слугу царедворца. На следующий день утром он снов явился и, когда был допущен к графу, то пробыл там всего несколько минут, а затем заявил, что он нашел своих родственников, к которым и уходит. Он понял, что карьера его барина окончена, а потому счел за лучшее бросить его и искать себе новое место.
Между прочим, этот камердинер рассказывал, что дом графа Фредерикса в Петрограде сожжен и все имущество уничтожено. При этом погибло в огне и имущество камердинера.
Тогда же были освобождены из под стражи статс-дама Е.К.Нарышкина и протопресвитер о.Георгий Шавельский.
Характерно, что чины полиции почти все украсили себя красными бантами и кокардами и щеголяли с такими украшениями даже под арестом, особенно в этом отношении усердствовал полицеймейстер Григорьев и градоначальник генерал А.П.Балк одетые в штатское платье.
11 марта минст. павильон Таврического дворца доставили двух новых дам: утром по ордеру м-р юстиции жена быв. военного м-ра Е.В.Сухомлинова, а под вечер – деятельный член Союза русского народа Е.А.Полобояринова.
Е.В.Сухомлинова еле двигалась, жаловалась на всевозможные недуги, впадала в бессознательное состояние, добиваясь отправления ее в лечебницу. Но врач Гос.Думы, осмотрев ее, не нашел ничего угрожающего. Тоже самое подтвердил и приглашенный по просьбе Сухомлиновой ее постоянный врач доктор Гуща, сказав, что она страдает почками и сказал, чтобы ей давали молоко и продовольствие. Комиссия выписала ей бутылку молока в день. В общем Сухомлинова охотно подчинилась установленному в павильоне порядку и вела себя очень корректно.
13-го марта были доставлены в Таврич. Дворец из Омска командующий омского округа ген. Н.А.Сухомлинов – брат бывшего военного министра, старший председатель омской судебной палаты В.В.Едличко, Акмолинский губернатор А.В.Колобов, н-к 3-й Сибирской стрелковой бригады генерал Н.В.Ромашев, пом. наказного атамана Сибирского казачьего войска генерал П.Я.Ягодкин, акмолинский вице-губернатор Н.И.Князев. Н.А.Сухомлинов сказал об М-м Сухомлиовой:
— Этой дамы я никогда не знал, не знаю и знать не хочу. От брата и от нее я отрекся и ничего общего с ними не имею. Попросите ее обо мне не беспокоится.
При посещении на слудующий день при посещении министерского павильона м-ом юстиции , Едличко было предложено подать в отставку и 15 марта он, вместе с Колобовым и Князевым, точно также уволены в отставку, был освобожден.
Накануне еще был арестован помощник по гражданской части командующего войсками Петроградского военного округа, бывший товарищ м-ра вн. дел Н.В.Плеве
Вечером по ордеру прокурора судебной палаты произведено (задержание) н-ка охранного отделения состоявшего при Протопопове, отставного генерала Герасимова и у чиновника И.А.Зыбина. После обыска оба они под конвоем привезены были в Таврический дворец и помещены в павильон.
18 марта в 3 часа дня был доставлен в Тавричес. Дворец арестованный по постановлению исполнительного комитета общественных организаций г.Киева состоящий при верховном главнокомандующем ген. Н.И. Иванов беспрекословно подчинился всем формальностям ареста, сдал караульному начальнику свое золотое оружие, перочинный ножик и портфель с бумагами, показал унтер-офицеру карманы и только просил передать по телефону помощнику военного министра ген.Маниковскому его просьбу заехать в Таврический дворец.
Отдохнув после полученных волнений, проснувшись ген. Иванов спросил бумагу, перо, чернила и сел писать письмо военному министру. В этом письме он подробно излагал все события дней переворота, начиная с 28 февраля. Около 8 час. Вечера 19 марта в Таврический дворец приехал вр.и.д. военного м-ра ген. Маниковский и прошел прямо к генералу Иванову. Выслушав доклад коменданта о беспримерно выдающейся службе караула от 4-й роты запасного батальона Преображенского полка, ген.Маниковский приказал выстроить караул и обратился к нему с прекрасной, задушевной речью, в которой образно изложил солдатам значение переворота, сердечно благодарил их за образцовый порядок в карауле и в помещении арестованных и за ту корректность, которую они проявили в отношении арестованных высших чинов старого строя… В заключении ген. Маниковский расцеловал караульного унтер-офицера Федора Круглова, караульного н-ка шт-капитана Пестова и коменданта дворца, благодаря их за отличное и самоотверженное исполнение долга перед родиной.
Ночью 21 марта были доставлены из Торисо арестованные супруги Риман. Отставной генерал Н.К.Риман памятен своей деятельностью в 1905 году, когда он составе Семеновского полка, вместе с полковником Мином, проявил свою верность и твердость в Москве и в Перове. Теперь Риман, будучи уполномоченным санитарного поезда Александры Федоровны, бежал в Торисо, переодетым в форму военного врача, но в Торисо он был задержан в виду неправильности в его документах, выданных на имя доктора Рыкачева, каковым он себя называл. Доставленные в Таврический дворец супруги не успели сговориться, жена Римана сказала мне, что ее фамилия Рыкачева, также как и фамилия мужа врача. Муж же сказал, что он Риман, отставной генерал и фамилия его жены, конечно, та же самая. Одет он был в солдатскую шинель без погон, на кителе тоже погон не было.
Когда Римана привели в министерс. Павильон, то его сразу узнал ефрейтор Преображенского полка Дмитрий Пальчиков, служивший ранее в Семеновском полку в роте Римана. Между ними произошел следующий разговор.
— Здравствуйте, господин генерал!
— Здравствуйте.
— Вы помните бывшего вашего подчиненного роты Ея Величества Семеновского полка Дмитрия Пальчикова?
— Помню, помню…(пауза) Я очень не рад видеть своего солдата при таких обстоятельствах; моей роты солдат должен находиться рядом со мной.
Это заяывление так оскорбили Пальчика, что по его словам он был готов ударить дерзкого генерала, но стоявший тут же генерал Н.И.Иванов, видя это обратился к Пальчику со словами:
— Генерал болен и устал с дороги!
По мере того, как приближалось 23 марта, день похорон жертв революции, Таврический дворец пустел все больше и больше; интерес народа переносился туда, где готовилась братская могила борцов за свободу. На 23 марта в Таврическом дворце был назначен усиленный наряд от юнкеров Михайловского артиллерийского училища.
По поручению А.Ф.Керенского я принял из его квартиры арестованную им лично накануне в Царском Селе Анну Вырубову.
Вместе с Вырубовой, в комнате была фрейлина Ден, которая помогала одеться Вырубовой, но осталась в квартире Керенского под арестом. Одета Вырубова была очень скромно.
Мне было поручено с Вырубовой заехать в Таврический дворец, захватить там Е.Сухомлинову и обеих отвезти в Петропавловскую крепость, где и заключить их в Трубецком бастионе.
Вырубова села вместе со мной в автомобиль, против нас поместились юнкера с винтовками.
Сначала невольная спутница Перетц молчала, но потом, обращаясь к Перетц сказала:
— Как много народу на улицах, как спокойно в городе!
Перетц сказал ей, что завтра будет еще больше, т.к. состоятся похороны жертв революции. Она очень удивилась тому и спросила: — Разве их еще не похоронили?» — После этого она стала говорить о болезни детей царицы, о своей болезни (у нее была корь), о настроении в Александровском дворце, причем сказала буквально следующее:
— Они там все совершенно спокойны. Всегда спокоен, кто никому зла не делал, а они никому зла не желали.
В этот момент автомобиль въехал во двор Таврического дворца, и мысли Вырубовой перенеслись к детским годам. Она не выдержала, тяжело вздохнула и обронила фразу:
— Здесь я девочкой так часто каталась на коньках!
На щеке ее блеснула слеза, но она быстро овладела собой и вошла в министерский павильон.
Захватив Сухомлинову, мы двинулись в дальнейший путь. Быстро докатили до Троицкого моста автомобиль свернул на крепостной мост и медленно выехал в крепостные ворота. Часовой остановил нас и потребовал пропуск, все оказалось в порядке. Вот направо Петропавловский собор, — романовская усыпальница, затем автомобиль повернул налево, где группа солдат преграждает ему путь и останавливает у комендантского управления. Выходит офицер, расспрашивает о цели приезда и сообщается, что комендант в настоящее время находится в Трубецком бастионе, куда будет ему сообщено о приезде посетителей. Медленно, в сопровождении солдат автомобиль двигается дальше, сворачивает направо и останавливается у наглухо запертых тяжелых ворот. В воротах. Проделана калитка, у калитки стоят на часах два красавца стрелка. Калитка отворяется, на пороге появляется офицер, который точно также осведомляется о цели приезда, проверяет документы и после этого любезно предлагает войти в калитку. С ним следует крепостной врач, т.к. арестованные дамы жалуются на нездоровье, а Вырубова даже просит дать ей сиделку, т.к. без посторонней помощи она не может двигаться
.
Узкий дворик. С правой стороны высокая стена заднего фасада монетного двора. С левой – тянется дверь – тяжелая постройка бастионного начертания, выкрашенная желтой краской, местами облупившейся, местами полинявшей от сырости. Окна заделаны
Толстыми железными решетками. Посреди здания входная дверь; перед ней в виде палисадника высокий 4-аршинной железной решеткой маленький дворик. У решетки снова стоит часовой. Он зорко следит за каждым входящим. По его взгляду видно, что он не доверяет никому, кроме себя, но комендант приказывает ему открыть калитку и пропустить посетителей. Мы входим в кордегардию. Несколько солдат сидят на табуретках. Караул это исключительно надежные люди для охраны важных государственных преступников. Вступаем по каменной лестнице на второй этаж и вступаем в тюрьму. Довольно широкий коридор ведет вправо и влево. В толстых стенах проделаны окна, выходящие к монетному двору. Железная решетка говорит о том, что тут тюрьма, иначе можно подумать, что идешь по казарме. Везде солдаты и солдаты. По другой стороне коридора небольшие массивные дубовые двери, запираются громадными железными засовами с висячим замком. За этими дубовыми дверями содержатся представители старой власти. В бастионе свыше 80 камер, из которых часть во втором, часть в первом этаже.
Комендант Т.П. полк. Перетир зашел в одну из таких камер. Комната в 3 сажени длиной, 5 аршин шириной, довольно высокая, освещается одним полу- эллипсным окном, проделанным почти у самого потолка. Заглянуть в него нет никакой возможности, т.к. вся мебель, состоящая из железной кровати и деревянного стола, наглухо приделана к стене. В окне толстая железная решетка, вкопанная в толстую крепостную стену. Воздух в камере сыроватый, спертый.
На кровати поверх деревянных досок лежит тонкий соломенный тюфяк т одна такая же подушка. Сверху постелено сырое суконное одеяло. Стол окрашен в темно-серую краску. Налево от входа в комнате водопроводный кран и необходимое гигиеническое удобство. Вот и все убранство квартиры бывших министров.
Камеры нижнего этажа точно такие же, но в них гораздо сыре. Чувствуется близость воды, плеск которой о стены долетает до узника. Под сводами бастиона каждой четверть часа гулко раздается бой часов Петропавловского собора и резко бьет по нервам.
Никаким собственных вещей заключенным не разрешается. Пищу они получают из общего солдатского котла.
Госпожа Сухомлинова и Вырубова были посажены в камере второго этажа к ним зашел врач, осведомился о здоровье и обещал еще зайти.

на этом рукопись на 80 странице заканчивается. Было ли дальше продолжение, редакции неизвестно.